Самый подкованный в моторостроении народ в мое "старое время" — это мастера в каких-нибудь сельских мастерских по ремонту сельхозтехники. Не каждый из них, конечно — а все они вместе. Ведь им в ремонт что только не тащат!
Оба "Ураловских" движка после Халматовой ошибки с топливом мы в свое время как раз в такой мастерской и перебирали. Сами перебирали, но с народом местным активно общались. И я как-то оказался свидетелем разговора такого "старого мастера" с молодым механиком, возникшим в процессе ремонта голландского трактора. Мастер — в ответ на удивление молодого малым весом чугунного импортного дизеля, перебиравшимся рядом с нашим ЗиЛовским движком на соседнем верстаке, сообщил, что у голландцев-де чугун не простой, в как раз с примесью лантана. Причем — небольшой — то ли четверть процента, то ли четыре десятых. Точно не помню, но четверка там точно фигурировала. И что чугун с лантаном становится как вода жидким, из-за чего у буржуев получаются чугунные отливки со стенками толщиной аж в миллиметр. А на вопрос, почему же в нашей стране лантан не добавляют, мастер сказал что мало просто добавить, надо чугун этот выдержать при температуре больше тысячи шестисот градусов — а у нас и печей-то таких нет!
Помню, посмеялся я над "наивным селянином", но интернет-то небось и в глухой тайге доступен — и оказалось что мастер был прав (хотя "у нас" такие печи и были). Я тогда порадовался, что не полез спорить — а когда к нам приехала Суворова, вдруг вспомнил старый разговор — и озаботил Кузьмина изобретением подходящей печи для перегрева чугуна. То есть попросил над такой печью " подумать" еще во время первого разговора — но теперь порекомендовал процесс обдумывания резко интенсифицировать.
Кузьмин пообещал "подумать быстро" — и что-то уже придумал, даже начал печь эту строить. А Ольга Александровна для экспериментов пару пудов лантана добыла из закупленного в Швеции сырья. Эксперименты оказались удачными, но теперь нужно было и моторы соответствующим образом доработать.
Впрочем, сначала я съездил в Москву. Там у меня дела были, не самые срочные — но если что-то делать необходимо и появляется возможность что-то сделать пораньше, то и откладывать резонов нет.
В Москве жили подполковник в отставке Юрьев и Павел Афанасьевич Бенсон, и к обоим у меня было дело. Вениамин Григорьевич Юрьев отставку вышел в сорок пять лет, вышел с должности командира третьего Сибирского мортирно-артиллерийского дивизиона — из-за болезни жены, которой иркутский климат был противопоказан. Через пять лет он, переехав уже в Москву, остался вдовцом — и теперь занимался написанием мемуаров (довольно паршивых, мне их довелось "потом" читать). Обратно в армию его уже не взяли, так что делать этому очень неглупому офицеру в отставке было просто нечего — и потому предложение мое он принял.