Казалось бы, их глаза уже достигли физиологического максимума, но не тут-то было. Теперь они уставились на правителя немигающими и безжизненными тарелками. Первым не выдержал Тайгон:
– Мой лорд, но вы даже не видели этих девушек!
Николай посмотрел на сводного брата:
– А разве вы для Глубины приготовили не самых лучших?
– Конечно, мой лорд! Но…
– Вот самых лучших мне и оставьте, я вашему вкусу доверяю. И плохоньких оставьте – жадность лорда не сгубила.
– Но…
– Хватит, Тайгон. Как вам вино, дорогие гости?
– Суховатое, – совсем уж без восторга ответил главный. Да по всем было видно, что такое решение им поперек горла – приучены получать подачки без споров. Гард отставил чашу на поднос слуги и произнес уже не так гулко: – Повелитель, правильно ли я понимаю, что условия нашего сотрудничества меняются?
– Сотрудничества? – Киан вскинулся. – А я думал, что вы вассалы и верные слуги.
– Да… но у каждой верности должна быть какая-то целесообразность. Те дары, что мы доставили сегодня, обеспечат ваш замок ресурсами, которые сами бы вы не добыли!
– У меня такое ощущение, гард, что вы решили со мной поспорить. Не настоять ли мне на вашем пребывании в сем гостеприимном замке на пару дней?
Тот позеленел, но ответил твердо:
– Я понял вас, повелитель. И очень надеюсь, что к следующему году вы измените свое решение, – прозвучало в дословном переводе как «очень надеюсь, что через год на вашем месте будет сидеть кто-то более вменяемый». – А пока прошу разрешения откланяться.
– Кланяйтесь, – разрешил Николай. – И ты, Тайгон, прекращай зыркать, а то нечем будет зыркать.
– Да, мой лорд, простите, – братец спешно уставился в пол.
Николай, вернувшись в свои покои, долго не мог успокоиться и ходил туда-сюда под прицельным взглядом Трины. Нет, он все сделал верно, иначе и не мог поступить, но число его врагов множилось в геометрической прогрессии. Никто из присутствующих не удивится, если через год Глубина уже не пришлет никаких даров. Или вообще объявит войну черной империи. Хотя какая может быть война, если они в воде, а остальные на суше?
Трина попыталась прервать его метания:
– Я кое-что скажу, Киан. Меня восхищает твоя целостность, ты в своих странностях настолько последователен, что это впечатляет. Бьешься за каждую важную для тебя позицию и всегда ее отвоевываешь. Как бы я ни относилась к ним, твой стержень непоколебим, а это важнее. Я говорю искренне, а не как часть восторга шорсир своим господином.
Коля не обратил внимания на ее слова и не ответил, все еще погруженный в переживания. Да ведь он и не собирался никого здесь перевоспитывать! Из Николая тот еще воспитатель. И прекрасно понимал, что все вернется на круги своя или сделается еще хуже после его смерти – на будущей неделе или через семьдесят лет, не так уж и важно. Но Коля словно не мог остановиться – все силы прилагал, для того чтобы конец его дней пришелся на будущую неделю. Кого в этом винить, если не самого себя? И как переделать самого себя, если окончательно изменить мир вокруг невозможно?