И снова их первый год, когда явились на Каспий. Разноцветные жирные радуги на прибрежных камнях. Катера уходили в море, увозя с собой арматуру, возводя среди волн железные надолбы. Она, Наталья, уходила далеко за поселок, раздевалась, кидалась в зеленую, напоенную солнцем воду, ликуя от молодости своей, красоты, от невиданных вод и гор, необъятных пространств. Ловила в небе паренье бакланов или тонкий звенящий росчерк исчезающего вертолета, несущего на подвеске черточки труб, и думала: где-то в море ее Степан, думает о ней, к ней стремится. Однажды штормовой грохочущей ночью он явился, бледный, худой, потрясенный, с перевязанной, перебитой рукой, когда рушилась буровая в море, и они с бригадой спасли ее, арканя канатами, крепями. Она сидела над ним, остроносым, белогубым, и впервые, испугавшись того, что случилось, умоляла вернуться в деревню.
— Слышишь, нету у меня больше терпенья! — говорила теперь Наталья, поднимаясь на локтях, нависая головой над Степаном. — Год ждала, два, восемь лет! Все думала, ну последний, ну еще один годочек потерплю. Сперва думала, деньги хочешь скопить, радовалась — какой мне муж работящий попался! А тебе не деньги, тебе бы только мотаться, место на место менять! Сам не сидишь и других мутишь! Сколько добрых людей с толку сбил, с хорошего места сманил! Вот Усманку Аглиева до сего дня за собой таскаешь, все ему про какую-то особенную нефть напеваешь! А какая она может быть особенная? Ну, устроился, ну, работай, и ладно! Через годик квартиру дадут, обстановку купить и жить! Нет! Чуть какой слушок про новую нефть пролетит, срывает тебя и сносит! Винт в тебе, что ли? Ни себя, ни меня не жалеешь. Лучше б я за Витьку Нефедова вышла. Он теперь зоотехник, на Кланьке Решетниковой женился. А ведь Витька тогда на меня смотрел. А я, дура, его на тебя, летуна, променяла! Вот уж горе мое!..
Наталья жаловалась горько, страстно. Буровая гудела в гроздьях ртутных огней. И ей виделись их кочевья в зимних заиртышских болотах, домики экспедиционных поселков и ночные огни на дорогах, ревущие колонны грузовиков, вездеходов. Степан улетал вертолетом на недельную вахту, туда, где в тайге буровые грызли мерзлую топь. А Наталья, забившись с лицом под одеяло, чтоб не слышать ночного пугающего рева моторов, мечтала, как вернется в деревню, где на речке, в зеленом омутке, по утрам раскрываются белые лилии, а соседка, тетка Марфуша, с воркованием, с припевами сзывает кур на зерно. Когда не было мочи ждать и хотелось вскочить, сесть на перепончатый самолетик и лететь без оглядки, явился Степан, огромный, морозный, счастливый, пахнущий вином, перепачканный черной дегтярной гущей. Обнял ее смоляными, разбитыми о железо руками — ударил первый фонтан…