Труба для магистрального газопровода диаметром 1.220 миллиметров из прессованной горячекатаной стали. Лилово-сизая, как голубиная грудь. Осыпанная синеватой окалиной, сединой, розоватой ржавчинкой. В блестящих царапинах, с отточенной кромкой. С зеркальными продольными швами, отражающими мерцание сварки. Вся в цифрах и буквах, исписана лихим легким почерком. Гулкая и сквозная, пахнущая озоном и паром. Несущая в тонких стенах удары прессов, ожоги электрических дуг, касания резцов.
Труба круглится на заводской бетонной площадке, пропуская сквозь себя биения и гулы.
Цех похож на гигантский железнодорожный мост, склепанный из лучей, перекрестий, в которые врываются составы, рассыпая искры и снопы морозного солнца. Движутся краны, катятся балки, оплавленные контейнеры. Громыхает в железных холмах. На плакатах разноцветные люди выкрикивают призывы и лозунги. И повсюду скольжение обрабатываемой трубной стали.
В застекленной кабине пресса машинист Степан Медведев давил на рычаги управления, сминая листовое железо в тугие полуцилиндры. На него по рольгангам накатывались листы. Правильная машина пропускала их сквозь свои многотонные губы, выминая все изгибы, все плавные формы, вырабатывая сплошную звенящую плоскость. Резцы выпарывали синеватую дымную стружку.
Степан давил на рычаги, будто чеканил гигантские стальные монеты, и на каждой из них виделся ему профиль жены, гневный, красивый, с рассыпанными волосами.
— Ненавижу! — шептал Степан. — Голос твой ненавижу! Лицо, всю повадку! Пропади, пропади, погибни!
И в уханье, визге цеха слышал в ответ:
«Ухожу, ухожу от тебя! Дурак, черт ревнивый! Только ударь попробуй! От тебя не я, любая сбежит! Губищи твои железные, глазищи железные, ручищи-то вон, в железе! Ухожу, ухожу, надоел!»
Он вспоминал, как она металась по комнате, выхватывая из шкафа платье, белье, сгребая в подол какие-то побрякушки. Пугливо и зло оглядывалась. А он стоял, горбясь и сутулясь, с красными от бессонницы веками, и не было сил ее удержать, умолить, чтоб осталась.
Она ушла, рассыпав флакончики, шпильки, а он остался, сжимая в руках ее полукруглый гребень с мерцающими стекляшками. И мучился: как все случилось? Как свалилась на него эта беда?
Их недавняя свадьба, когда они мчались в разукрашенных шарами и лентами такси по льдистым сияющим улицам. Она выходила из машины робея, краснея, поддерживая длинное платье, неся огромную куклу. А он шагал ей навстречу гордый, зыркая по сторонам на лица родни и соседей, прижимая плюшевого медведя. Вел ее бережно сквозь толпу, чувствуя, как она дорога, драгоценна, как станет он ее беречь до самого последнего вздоха. И прянули на них с верхней площадки ряженые, красноносые, галдящие рожи, чумазые и визгливые. И Васька, дружок по бригаде, напялив на себя сарафан, ходил, как жердь, тиская кнопки баяна.