— Если это будет Мигель, я только спасибо тебе скажу.
— Ты его не любишь?
— С самого детства, — признался я. — Мигель заслуживает уважения, но тёплых чувств я к нему не испытываю. Он только и делал, что всячески портил мне жизнь. Зато тебе наверняка понравится дон Диего.
— Может быть, мне просто сутки не выходить из своей комнаты?
— Это будет невежливо.
— И чёрт с ним. Меня никто не учил хорошим манерам.
Примерно две недели назад Карин перестала говорить, что у нашего союза нет будущего, и больше не упоминала о своём уходе. Наверное, она поняла, что я слишком упрям и никуда её не отпущу.
Но и дальнейшие перспективы мы с ней пока не обсуждали. Честно говоря, эти самые перспективы пугали меня до чёртиков, особенно в той их части, к которой Карин имела только косвенное отношение. Я никак не мог свыкнуться с мыслью, что скоро на мои плечи свалится ответственность за целый народ. Мне всегда казалось, короли должны быть чуть постарше.
— Чем выше ты забираешься по социальной лестнице, тем меньше значения придаёшь таким вещам, как хорошие манеры, — сказал я. — Внезапно разбогатевшие и попавшие в высшее общество люди склонны придавать этикету слишком большое значение. В то время как они заучивают, какое мясо какой вилкой следует есть, представители старых дворянских родов бросают объедки на пол и говорят, что собаки всё подберут.
— Что-то я не заметила, как сегодня за обедом кто-то бросал объедки на пол.
— Наверное, это потому, что у нас нет собак.
— А по-моему, ты просто морочишь мне голову, Ринальдо.
— Я же чародей, — сказал я. — Морочить людям головы — моё призвание. Может быть, ты перестанешь сидеть на подоконнике, и мы опробуем мою юношескую постель?
— Я её уже опробовала. Она слишком мягкая. Наверное, ты был очень изнеженным юношей.
— Тяга к комфорту — это единственный мой порок, — провозгласил я.
— Снова врёшь. А как же курение?
— Хорошо, тогда у меня всего два порока.
— Три.
— Какой же третий?
— Ты всё время врёшь.
— Это не порок, а благоприобретенная привычка. Люди, которые всегда и всем говорят правду, не могут похвастаться длительными сроками жизни.
— Если ты будешь продолжать врать мне, я лично откручу тебе голову.
— Я уже трепещу.
— Насколько я вижу, ты трепещешь отнюдь не от ужаса, — заметила она.
— Верно, я трепещу от вожделения. Прошу, не продолжай эту пытку и иди ко мне.
— Пожалуй, я помучаю тебя ещё немного.
— О нет!
— Да. — Она хищно улыбнулась, но скинула ноги с подоконника и начала расстегивать блузку.
Этой ночью у нас всё получилось.
Двадцать три с лишним года назад Исидро решил не опровергать сложившийся в Вестланде стереотип о могущественных волшебниках и приспособил самую высокую башню Гнезда Грифона под свою лабораторию. Большую часть помещения занимали стеллажи с книгами. Здесь были и совсем новые экземпляры, сошедшие с типографских станков гномов, но попадались и древние, написанные от руки гримуары со зловещими названиями, начертанными древними рунами на кожаных обложках. Исидро утверждал, что некоторые переплеты были сделаны из человеческой кожи. Когда я был маленьким, я верил этому утверждению и наотрез отказывался прикасаться к вызывающим подозрения томам.