— Яков, ты обещал новые карты. Необходимо получить и желательно еще и большую штабную, можно даже со старыми отметками.
— Кто же мне такую даст, в лучшем случае сшивку двадцатикилометровок.
— Хорошо, бери, что дают. И что там у тебя с твоими немецкими друзьями, а то я после вражеских порошков все пропустил.
— У Клауса, это связист, — поясняет он, увидев наши удивленные лица, — какие-то проблемы намечаются. Завтра к нему кто-то из начальства заехать должен. С проверкой и как водится «пистон вставить». Вот он и убивается, что дорогого гостя не может умаслить вкусным обедом. Здесь только столовая есть, да еще пивная для солдат.
— Сможешь уточнить, насколько гость важный? Нам скоро «язык» понадобится и лучше работать наверняка, а не хватать первого встречного офицера.
— Спрошу, конечно. Только как интерес мотивировать?
— Если действительно «гусь жирный», то можешь смело обещать достойный стол, уж шашлычок под коньячок, на фоне живописной природы, я обеспечу. Главное, что бы толк был. А ты, Кирьян, — обращаюсь к лейтенанту, — возьми бойцов и прокатись по округе, присмотри пару мест, где вражину по тихому захватить можно будет. С этим решили, что дальше?
— С интендантом все нормально, жадный конечно, но если, нам что-то еще понадобится, он вопрос решит, в пределах своей компетенции, конечно.
— Вчера, перед сеансом связи, вроде мы беженцев предупредить собирались, — вспоминаю о планах интенданта по обогащению.
— Опоздали, — мрачно говорит лейтенант, — местные постарались. Всех убили, даже детей не пожалели.
— Откуда известно, что местные?
— Да точно деревенские. Приехали на двух подводах, согнали всех в кучу, заставили раздеться, что бы одежду не портить, даже исподнее забрали. Потом кого вилами, кого топором. То ли патроны берегли, то ли шуметь не хотели. Хозяев тоже убили, скотину увели, а тела в канаву сбросили и ветками накрыли. Немцы бы по-другому поступили, закрыли всех в сарае и сожгли.
Помолчали, переваривая услышанное. И откуда в людях берется такая звериная жестокость. Ведь это же наши граждане, все в школах учились, книжки читали о добре, мире, справедливости. Но вот пришла беда, и кто-то последнее отдает, рискуя жизнью, раненых прячет, а кто-то за тряпки женщин и детей режет. И ведь наверняка оправдание себе какое-нибудь придумали, вроде того, что вера или национальность другая, а значит, все простится. Вот так рассуждаешь о звериной сущности фашизма, национализма и талибанов всяких, а тут простые крестьяне, проявляя хозяйственность, что бы вещи не пропали, два десятка женщин и детей как скотину покололи и домой спокойно поехали. Мерзко на душе, хочется найти их и предать лютой смерти. Расследовать это дело по «горячим следам» при других обстоятельствах труда бы не составило, но мы не можем привлекать к себе внимания. Но это не значит, что история забудется, обязательно сообщу, куда следует, и пускай после войны, но тех, кто это сделал, найдут, если их раньше партизаны не достанут. А может, и фрицы грохнут, они конкурентов в деле ограбления покоренных территорий не потерпят.