Внутренне напряженный и злой, не ожидая ничего доброго от этой встречи, Астахов ждал приближения замполита. «Мальчишка! Наябедничал, как первоклассник!» — думал он о Бушуеве, сжимая в ярости кулаки.
— Старший лейтенант Астахов! — непривычно сухо сказал майор Комов. В его глазах летчик не увидел обычной дружеской теплоты. — Как вы себя чувствуете?
— Отлично! Готов к полету! — сдерживая себя, ответил Астахов и добавил: — Разрешите спросить, товарищ майор?
— Спрашивайте.
— Никогда раньше вы не интересовались моим здоровьем…
— А сейчас у меня есть для этого основание, — перебил Комов и, испытующе взглянув на Астахова, быстрым шагом направился к стартовому командному пункту.
Техник-лейтенант Остап Сердечко был одним из лучших техников в эскадрилье майора Толчина. Сердечко любил Астахова покровительственной, отцовской любовью и, гордясь им, говорил:
— О це летчик! Орел от рождения!
«Спарку» готовил к полету Цеховой, а Сердечко был прикреплен к боевому самолету Астахова. Но на старт техник-лейтенант явился, как бы утверждая этим, что Астахов и он, Сердечко, живут одними, общими интересами.
Увидев Сердечко, махнувшего ему рукой, летчик бегом бросился к самолету.
Помогая Астахову закрепить ларингофон[3] , Сердечко, подмигнув ему, сказал:
— С вами, товарищ старший лейтенант, за инструктора летит комэска, не подкачайте!
И действительно, надевая на ходу шлемофон, к самолету шел майор Толчин.
Сделав несколько шагов навстречу командиру эскадрильи, летчик доложил:
— Товарищ майор, старший лейтенант Астахов готов к полету!
— Выполняйте задание! — приказал Толчин и направился к лесенке самолета.
Астахов поднялся в первую кабину и закрепил на себе парашютные лямки и ремни сидения. Деловито урча, к хвосту самолета подъехал «пускач». Руководитель полетов разрешил запуск.
— Снять заглушки!
— Заглушки сняты! — стоя на лесенке подле кабины, доложил Цеховой. Он как бы служил живой связью между летчиком и землей.
— Запуск!
Сначала раздался мягкий шелест, хорошо слышимый в тишине. Затем, крикнув: «Есть пламя!», — механик отбежал от сопла самолета, и в то же мгновение шелест перешел в звенящий, все нарастающий гул. Отключив кабель, «пускач» торопливо развернулся и ушел на почтительное расстояние в поле. Астахов опробовал двигатель — сильная струя горячего воздуха хлестнула по земле, и за хвостом самолета вздыбилось облако пыли.
Проверяя связь, комэска спросил;
— Как слышите?
— Слышу хорошо!
Цеховой помог закрыть фонарь и, соскочив с крыла, убрал лесенку.
— Закрылись?
— Готов! — доложил Астахов.
— Герметизирую! — предупредил командир эскадрильи.