Погожее теплое утро радовало. Свежо после ночного дождя; в воздухе витали запахи полевых цветов; наливался дикий ранет и жужжали пчелы. Тимофей умело ворошил скошенную траву, поворачивая ровный слой шуршащей зелени клевера и люцерны на другую сторону.
«Через день уже можно будет и грести, ежели Господь даст».
Парень перекрестился и задрал голову к небу, сощурившись под яркими лучами солнца.
— Иди, перекурим! — Окликнул его крепкий старик в лаптях, одетый в холщовую рубаху поверх суконных штанов в разноцветных лоскутах заплат. Усевшись на крыльцо рубленного в лапу небольшого дома большой колхозной пасеки, мужики задымили самосадом.
— Так это я насчет ружья, — дед с хитрым прищуром посмотрел на скуластое, худое лицо рядом сидящего парня. — Даю пятерку и мед!
— Нет, Кузьмич, оружие ноне запрещено, соответственно незаконно его хранение, давай треху сверху, чтобы я помалкивал!
— А не боишься, что я доложу новому коменданту о том, что ружье спер Тимоха, который за это преступление решил за государственный счет прокатиться в Нарым?
— Да не сделаешь ты этого, а знаешь, почему?
— Ну? — По треску табака Тимофей понял, что дед затянулся крепко.
— Тятя говорил, что ты беглый колчаковский офицер, у него фото есть!
Платон Кузьмич медленно поднялся с крыльца, молча вошел в избу, оставив гостя, закрутившего соломенной, нечесаной башкой, в полном недоумении: «Чего это меня понесло! Старик, видать, добрый, веселый! А вот, как пальнет из офицерского нагана прямо из окна, и отыгрался на балалайке любимец девок, Тимофей Кольцов!» От страха выступил пот, и ноги сделались свинцовыми.
— Тимоха, блин! На кой грабли поверх зубьями в траве бросил?! — На поляне стоял комендант, почесывая ушибленное плечо. — Кузьмич где?!
Парень вскочил, обрадовался неизвестно чему, замахал руками в сторону дома. В проеме двери показался бородатый силуэт старика:
— Проходите, коли с миром, гражданин начальник!
— А это уж тебе виднее будет, Платон Кузьмич, войной или миром к вам пожаловал, ежели, конечно, про ружье мне поведаешь, которое тебе этот обалдуй притаранил.
Усков направился к крыльцу, врезав Тимохе подзатыльник.
— Кольцов, как сознательный гражданин, вот решил с сеном помочь, заметьте колхозным, добровольно, так сказать, но никакого ружья не видел, об чем речь?!
Старик с достоинством погладил бороду, но протянутую комендантом руку пожал.
— Тимоха, ты чего светишься, как надраенный на Пасху самовар?! Мигом тащи ружьё, коммерсант хренов! — Зная повадки парня поторговаться, Усков поднялся в дом. — А мы с Кузьмичем потолкуем!