У него была мысль насчет бюро «Международной рабочей помощи» или правления какого-нибудь из профсоюзов.
– Ты ведь барабанишь на машинке? Во всяком случае, безработной ты не будешь.
Узнав, что она сможет получать долларов двенадцать в неделю, Мицци взволновалась. Мечта о двенадцатидолларовом содержании ослепила ее.
Они строили бюджет. Пять долларов в неделю за квавтиру, – конечно, не в центре, а где-нибудь там, в Бруклине. Центов тридцать пять – двенадцатичасовый кофе с булочкой. Обед – поздний; в семь часов, чтоб не ужинать, – пятьдесят центов. Они оба долго исчисляли статьи расхода, догадываясь о ценах по романам, по письмам, по слухам.
– Я забыл тебя предупредить, что газ, электричество и вода входят в квартирную плату.
– А телефон!
– Да, телефон. Десять центов за разговор. Как не поговорить – ну, немного, но хоть три раза в два дня!
– А кино? Я не могу без кино. Я могу без театра, но я не могу без кино. Это тридцать пять центов за билет.
– Днем дешевле.
– Да, но днем работа. Ну, что еще?
– Сигареты, – меланхолично сказал Пише, стряхивая пепел. – Такие, чтоб не задохнуться, – пятнадцать центов пачка. В неделю это доллар.
– Стирка! – крикнула Мицци. И тут же: – Чулки и всякую мелочь я буду стирать сама. А прочее не меньше, – да, при моей любви, чтоб постель была чистая, – не меньше двух-трех долларов в две недели.
– Итого?
– Подожди, – строго сказала Мицци, – а платье, а обувь, а шляпы?
– Боже мой! – вскрикнул Пише, схватившись за голову.
Для него этот разговор представлял интерес как начало изучения американской жизни.
Они быстро подсчитали. Обувь – три доллара пара. Платье – тоже три доллара, но это для обезьян. Восемь – не меньше. Пусть ее извинят, но здесь она не может экономить. Летнее пальто – считаем двадцать долларов. Зимнее – которое делается не на одну зиму, а только переделывается согласно требованиям моды – сорок долларов.
В общем вышло так:
общий годовой расход – 850 долларов,
общий годовой доход – 600 долларов,
недостает – 250 долларов.
– Уверяю тебя, что я смогу продвинуться на работе, – сказала Мицци.
Но Пише посоветовал ей не обольщаться. Как большинство женщин, по его словам, она могла рассчитывать только на среднее место, – достаточно усердная, чтоб не отставать, и достаточно бездарная, чтоб не опережать. Там, в России, – другое дело. Там, по словам Пише, сам социальный строй подымает женщину и делает ее равной мужчине.
– Постой, – сказала Мицци, что-то сообразив, – но ведь не одна я такая. Где же достают свои двести пятьдесят долларов другие американские девушки?