— Оклемалси, боярин? — Участливо заговорил дед, осторожно прислоняя к моему лицу холодную влажную тряпку.
— Какой ещё боярин?
Моя рука осторожно коснулась больной головы. Кажется, башку обрили наголо и замотали, как в больнице. Прощай причёска под битлов!
— Ны гневись, коли княжиче ты еси, токмо меща, колец и иных знаков у тоби ны бяше, ны ведаемо наю людишкам коего ты еси рода-племени, коими землями володеешь.
Бормотание оказалось почти непонятно. Знакомые слова перемешивались с неизвестными и полученный винегрет как говориться переварить не получалось. Подумалось, что от меня чего-то хотят в качестве признательности за помощь.
— Кольца, земли, племя… — Задумался я, пытаясь подобрать подходящий ответ, ни к чему не обязывающий, и чтобы не обидеть.
В конце концов ничего толком не вышло и пришлось пожать плечами.
— Нет у меня ничего с собой.
— Байстрюк значить. — Еле слышно пробормотал старец. — Ано имя-то знатное.
— Знамо княжье! Азм спервоначалу тако ведала! — Пропищал от входа девчоночий голосок.
На мгновение заглянуло молодое женское лицо с любопытными глазками, но пожилой хозяин строго цыкнул и видение исчезло.
— Коли воспрянуть сдюжишь, пойде в избу.
Осторожно приподняв за спину, дед помог встать на пол. Голова немного закружилась, но тотчас стала успокаиваться. Всё тело болело, но ноги вроде-бы держали.
— Божена тя обмыла, одёжу от руды застирала, облачи плотье покуда. — Протянул мужичок рубашку, такую-же как на нём, только поновее.
Опять ничего непонятно, кроме того, что меня оказывается кто-то раздел догола, а помещение похоже баня. То-то оно маленькое слишком и мокрое.
— Это же старинная сорочка! Откуда у вас музейные экспонаты? Это разве можно одевать?
Взяв одежду, я с интересом стал разглядывать и ощупывать. Очень похожие вещи недавно нам показывали в музее дома Сапожниковых, правда трогать не разрешали. Материал оказался чрезвычайно плотный, даже скорее грубый, зато весьма прочный, судя по всему. Не сказать, что белоснежный, но близкий к этому. Вышивка красными нитками по подолу, на рукавах, на груди придаёт праздничность простому балахону.
— Сие облачаеть плоть, посему есть плотье! — Нравоучительным тоном объяснил старичок.
Стало понятно, что пенсионеру нравятся разные старинные названия и он пытается приучать к ним молодёжь.
— Ну, хотя бы платье. — Не сдавался я, вспомнив, как в сказках царь называл сшитый ему на заказ наряд.
— Платье — сие немцы-басурмане изрекають! Переиначили, псы, на свой лад, поелику сим людишкам един леший. — Недовольно пробурчал хозяин. — Нама же сколотам подобаеть глагол блюсти, дабы ны обасурманится, истоки, суть вещей ведати!