Вон, выглядывает из-за худеньких плеч подружек ясноглазая племянница Змеева, сторожится материного гнева. Молчит Арлета, ибо хорошо обычаи знает, не годится гостя, подошедшего к Заповедному костру, сразу собачим брехом встречать. Пусть присядет человек, обогреется, глядишь, и сам после с миром уйдет. Ярок нынче огонь, великую силу имеет против всякого зла. Арлета на своей земле хозяйка, ей ли лесных ходоков страшиться. Лишь бы к доченьке соваться не смел!
Так, Михей и сам все, кажется, понимал. Подсел на бревно к костру, отложив в сторону свою батожину. Тут к нему Леда и подошла, разломила пополам большой пирожок с творогом, предложила половинку.
— Ну, здоров будь, Михей Потапыч!
Угощенье принял с поклоном, только рыкнул слегка, глядючи исподлобья:
— Сказано тебе было, по батюшке только в крайнем случае зови!
— Хорошо, хорошо! «Можно, подумать, не знаем мы твоего батюшку…»
Легко было у девушки на душе, вместе с Радуней с получасу назад пригубила она смородиновой настойки, что сама Арлета готовила. Всего-то по глоточку каждой досталась, уж больно строга нынче Хозяйка, а все равно греет душу с непривычки удивительный привкус недозрелого винца, дикими травами оно пахнет, высохшей на солнце корой, молодым березняком и сонными овражками, на дне которых, вдоль ручья, разрослись смородиновые кусты.
— Как она тут? Хоть ряденько меня вспоминает?
Леда пару раз ресницами хлопнула, улыбнулась лукаво:
— Дел полно, может, и запамятовала уже давно…
Медведь голову опустил, и Леда немедля сжалилась:
— Помнит, помнит, не забыла! Еще и заботушка ее берет, как ты там один, не пристала ли какая хвороба. Или напротив, не оженился ли часом? При твоей-то знающей матушке это успеть недолго.
— Брось шутки шутить! Никто мне теперича не нужен! Ее буду ждать.
Леда вздохнула сочувственно, погладила по крашеному льну, что на крутом плече натянулся туго, в самое ухо шепнула:
— А ежели не отдадут?
— Умыкну! Сама бы того желала. Одна мне теперь радость в жизни и осталась, без нее света белого не вижу. Синицы в ветвях щебечут, а мне смех ее звонкий чудится, косуля мелькнет в кустах, а мне платочек белый мерещится.
Леда даже слов на то не нашла, лишь приподняла изумленно брови и руками всплеснула:
«Надо же, какие медвежьи страсти!»
Рядом на бревно тяжело опустился Годар, с прищуром на гостя глянул:
— Что ж ты, мил человек, хлеб наш в руках крошишь, али не хорош?
— Благодарствую за угощение! Рад ваши празднества разделить по чести.
Хоть кусок в горло не лез, но Князя Михей уважил, проглотил половинку пирога и запил из баклажки, что подал ему Годар. И потеплел взгляд Змея, усмехнулся уже по-доброму, даже пошутил: