Леда расстроилась. Она хотела быть ближе к Андрею Колосову. Он был уже студент второго курса Истфака, считался очень умным и веселым парнем, был — душа любой кампании, имел много друзей и поклонниц. Да и собой хорош, рост выше среднего, стройный, спортивный, общительный ясноглазый блондин. Занимался легкой атлетикой, бегал по утрам в парке, кандидат в мастера по шахматам.
Леда в него влюбилась с первого взгляда, но сама стеснялась этих новых чувств, таила глубоко в душе. Может, даже несколько комплексовала, потому что была по натуре скромной и тихой мечтательницей, не стремилась оказаться у всех на виду. Но Андрей, хотя сам всегда был в центре внимания, робкую голубоглазую девушку с густыми каштановым волосами все же заметил. Сначала его привлекло необычное имя — Леда. Парень даже ошибся, как и многие при знакомстве с девушкой, Лидой ее назвал. И был тотчас поправлен:
— Нет, нет, именно — Леда. Михайлова. Очень приятно.
— Удивительно! Это богиня какая-то, да? Леда… красиво…
— Царица.
— … с грустной историей, помню, конечно, я тебя проверял. Она лебедя полюбила, верно?
— Скорее, Зевс ее полюбил. Явился к ней в образе лебедя.
Девушка смущалась и краснела, опуская глаза, в первый раз она так долго разговаривала со своим кумиром.
— Ага! Кого только Зевс не любил. Золотой дождь еще, да-а, слышал…
«Хорошенькая, но маленькая еще», — подумал Андрей и отвлекся на более взрослую и оформившуюся соратницу Оксану. Та давно уже смотрела на него безо всякой робости, широко открытыми «жаркими» очами гоголевской панночки, и Андрей высоко вскинул голову, приосанился. Вот с такой дивчиной можно вечерком прогуляться по городу, в кафе посидеть, к себе в гости позвать, благо родители на даче.
Леда грустно проводила взглядом идущую к дверям красивую пару. А что оставалось ей? Вернуться в свою однокомнатную квартирку, что оставил отец, взяться за привычные книжки…
Сигурд, победитель дракона и гордая Валькирия, Кузнец Велунд и Лебяжье белая дева, Илья Муромец, Добрыня Никитич, русские князья и волоокие, трепетные девицы, что скорее бросятся с вершины башни или сгорят в пламени подожженной избы, чем падут на руки врага-захватчика. Мстивой Ломаный и Зима Желановна… Тристан и Изольда… Фархад и Ширин… Ланселот и Гвиневера… Щемящая душу нежность и великая печаль, мечта о настоящей любви, истинной верности, которой не помеха ни годы, ни расстояния, ни людская молвь…
Нет, в эти томительные майские вечера не помогали даже любимые истории. Леда подолгу стояла у окна, слушала раскаты первого грома, следила за струями воды, что омывали стекло и тосковала по тому неведомому, что непременно ожидало впереди. Сами собой шепотом срывались с губ слова из читанной-перечитанной книги: «Где же ты, тот, кого я всегда жду… И дождусь ли…»