«Достал падлу!» — ликующе подумал Рух и взгромоздился на тряпичные ноги, шалый от удачи и радости.
— А ну погодь! — заорал он, и шатаясь побрел за врагом.
Воздяга оттолкнулся всеми четырьмя, пролетел сажени три и шмякнулся кучей дерьма. Рух чувствовал недоумение захлестнувшее тварь. Страха воздяга не испытывал, не умел, просто хозяин велел ему уходить.
— Стой, сука! — Рух захромал, размахивая оружием.
Воздяга рванулся, прыгнул на откос, чутка не рассчитал и врезался грудью, посыпались комья земли. Чудище заработало лапами, неловко втянуло себя на верх и утащилось в лес. Догонять сил уже не было, Рух плюхнулся на колени, опершись на тесак. Его колотило. Располосованный балахон хлопал на ветру, из порезов сочилась белесая упыриная кровь. Сука, легко отделался!
Пантелей ворочался и хрипел, силясь что-то сказать. Черные губы слиплись, кожа, содранная со лба, лезла в глаза.
— Тихо-тихо, — Рух подполз к спасителю, и успокаивающе провел рукою по голове.
Пантелей послушно затих. Потрепало его славно: тело искромсано, сломаны обе ноги, осколки костей торчали из ран. Он отупело-изумленно пробормотал:
— С-совсем не б-больно…
— Заступа! Заступа-батюшка! — из воды выскочил Федор, подняв тучу переливающихся на солнышке брызг.
— Ну чего орешь? — поморщился Рух.
— Ты… ты… тыж… — зачастил Федор, перевел взгляд на Пантелея и всплеснул руками. — Он… он тебя оборонил!
— Я же говорил, — слабо улыбнулся Бучила. — В ком-то осталась божья искра, ее ведь не колдовством, ни злодейством не потушить.
— Да хрен ли теперь! — Федор бросился к Пантелею, заохал. — Ты держись Пантелеюшка, держись. Ух и молодец, не спужался тварюги адовой.
Пантелей закивал, надувая багровые пузыри.
— Не вернется чудище? — Федя покосился на лес.
— Не должно, — уверенно откликнулся Рух.
— Вот падлюка, — расхорохорился Федор. — Как он под монаха подделался, я и не углядел! Ну страховидла кака!
— Водзягой зовут, — сообщил Бучила. — Вырастить такого может только сильный колдун, вызвать из тьмы, кровью и человечиной откормить и в узде удержать.
— Чернец-старичок! — ахнул догадливый Федор.
— Он, дерьмища кусок, — кивнул Рух и плотоядно причмокнул. — Мне б его на часок, ох и интересный вышел бы разговор.
— А я у него, сволочи такой, благословенья просил, — Федя едва не расплакался. — Помру я, наверно, теперь?
— Все помрем, — в свойственной паскудной манере успокоил возчика Рух. — Да не боись, ничего не будет тебе. Эта сука на воздягу защиту набросила, даже я не учуял. Ну-ка, Федь, рясу мне принеси. Иди-иди, нету тут никого.
Федя нехотя вскарабкался по обрыву, в руки брать рясу остерегся, подцепил сучковатой палкой и притащил. Бучила не из брезгливых, сцапал жесткую, колючую ткань и принюхался. Пахло беленой, пряной полынью, терпким дубовым отваром и горечью зверобоя. Старое и надежное средство скрыть колдовство. Таким макаром, перед самым татарским нашествием, двое волхвов притащили в Новгород оборотня-берендея, который едва не лишил жизни малолетнего княжича Александра, будущего победителя тевтонов и свеев.