— Авдей тебя кличет, — хмуро сообщил домовой.
— Пусть выйдет, поговорим, — в тон ответил Бучила.
— К нему надо идти, — упрямо повторил домовой.
— Тебе надо, ты и иди, — повел плечом Рух.
— Пошто ерепенишься? — у Мирона дернулся глаз. — Добром ведь прошу.
— А то что? — осклабился Рух и ударил по самому больному. — В непотребное место рожей ткнешь, коротышка?
— Ты… ты… — Мирон поперхнулся, морда налилась краснотой.
— Зови Авдея, не-то я пошел, некогда мне.
— К Авдею надо, ждет он… — совсем растерялся Мирон.
— Ну пущай ждет, а я пошел, бывай, недомерок, — Бучила демонстративно повернулся спиной.
— Погодь, — спохватился Мирон. — Чичас испрошу!
Домовой скрылся в пыльных недрах и назад уже не вернулся. Вместо него, чуть погодя, появился самолично Авдей Беспута, злой, осунувшийся, вооруженный. Пахнуло перебродившим пивом. Надо же, сподобился, экая честь!
— Кочевряжишься, Заступа? — Авдей пристально огляделся, ожидая нападения с любой стороны.
— Я? — удивился Рух. — Да ни в жисть. А наперед запомни, Авдей, если надо чего, сам приходи, челядь и мышей всяких не посылай. Где обретаюсь знаешь?
— Знаю.
— Ну то-то. Говори что хотел, устал как собака, ноги едва волоку.
— Отстояли первую ночь? — Авдей подался вперед.
— Как видишь.
— Трудно пришлось?
— Не особенно.
— Отмаливает?
— А куда ей деваться?
— Это да, от себя не уйдешь, — неопределенно покивал домовой. — Мы тут тож на жопушках не сидели, ребяты побегали, поспрошали вежливо, да гиблое дело, все словно воды в рот набрали. Отловили трясцовца на Волчьем болоте, вот тот оказался общительный, хоть и прикидывался дураком. Сказал — гадина пришлая объявилась, может анчутка, а может и бабалыха, хер его разберет. Как думаш, Заступа, наш поганец или не наш?
— Кто знает, — неопределенно пожал плечами Бучила. Делиться новостями с домовыми желания не было. Парни горячие, испортят дело, спугнут нечистого, тогда и мальчишке и Лукерье конец. Всему время свое. — Как пощупаем, так и скажу.
— Уж я бы пошшупал яво, — Авдей кровожадно облизнул мокнущий шрам. — Ты, Заступа, обещай, ежели сыщешь душегубца, отдашь его мне.
— Тут уж как повезет, — уклонился от ответа Бучила. — Кохтуса спрашивал? Коряга старая знает все обо всем.
— Не разговариваем мы с ним, — Авдей разом поник. — Десятый год в смертных врагах, с той поры как в Хролином логе убили двух лешаков. Пню мохнатому возомнилось будто то мои ребяты наделали.
— А не твои? — прищурился Рух.
— Не мои, — умело соврал Авдей и поспешил оставить неприятный разговор. — Ты, Заступа, помни про уговор.
— Помню, Авдей, — Рух повернулся собираясь уйти и спросил. — А с трясцовцем чем дело закончилось?