Тем временем Козимо усилил свои позиции и на домашнем фронте — практическими мерами и пропагандистской кампанией. И то, и другое предполагало долгосрочный эффект. В искусстве, литературе, музыке и на праздниках — всюду он представлял Флоренцию как уникальный и идеальный образец республиканского государства под монархическим правлением. Объединив разнообразные, запутанные флорентийские институты управления в единый аппарат, он сделал государство невероятно эффективным, тем временем сосредоточивая в своих руках всё больше власти.
Если Козимо Медичи в начале 1554 года собирался отправиться в путь за славой, то Джорджо Вазари как раз намеревался отказаться от своих амбиций. Четвертого января он писал во Флоренцию своему другу Боргини, давая волю противоречивым чувствам по поводу той ситуации, в которой он оказался:
«Узри же своего Джорджо, который вернулся из Рима, освободившись от задач папы Юлия III, закончив Монторио и виллу, и решившего наконец пожить как обычное человеческое существо[303]. Прежде чем я навеки закрою глаза, я хочу побыть рядом со своей женой и матерью. А это вполне может случиться, если ты и твои друзья придумаете для меня проект во Флоренции… Я не хочу делать себе имя, зарабатывать деньги… но я хотел бы увидеть тебя, родную землю, многих своих друзей, и, поскольку у меня семья, всё это будет моим занятием»[304].
Боргини, по всей видимости, подсуетился. Вскоре в Ареццо прибыло письмо, в котором Вазари предлагалась должность при дворе герцога Козимо с жалованьем в триста скуди. Это была впечатляющая сумма. Примерно тогда же скульпторы Бенвенуто Челлини и Баччо Бандинелли получали по двести скуди, блестящий живописец Аньоло Бронзино — сто пятьдесят, ландшафтный дизайнер Триболо (Никколо ди Рафаэлло ди Никколо деи Периколи) — сто сорок[305]. Более высокое жалованье Вазари объяснялось тем, что он был способен работать и как архитектор, и как художник. То есть теоретически он мог и увековечить образ Козимо на портрете, и построить для него крепость[306]. Это было воплощение мечты, которую вот уже двадцать лет лелеял Вазари, с тех пор как еще в юности захотел получить должность хранителя свинцовой печати, доставшуюся впоследствии Себастьяно дель Пьомбо. Жалованье было редчайшей роскошью во времена Возрождения, чем-то вроде пожизненного найма для современного университетского профессора, и за эту честь велась такая же напряженная борьба. Вазари предлагался не просто постоянный доход (к которому прибавлялись бы деньги с заказов), но и уважение и значимая роль в придворной жизни. Вазари воспользовался преимуществом странствий и избежал опасностей, которые грозили тому, кто был официально связан с Медичи, когда их положение стало сомнительным. Никто не мог предугадать, кому перейдет власть. Но позиция Козимо оказалась прочной, а приближающееся наступление на Сиену укрепляло ее еще больше. Вазари очень хотелось по-настоящему дружить с герцогом, так что для него это было лучшее время, чтобы стать высокооплачиваемым придворным художником.