29 февраля 1908 года. Вечер. Санкт-Петербург. Квартира Ульяновых в доходном доме на Невском.
Владимир Ильич Ульянов-Ленин и Иосиф Джугашвили-Сталин (он же товарищ Коба).
Выслушав сообщение товарища Кобы о пожелании императора создать на основе Общества фабрично-заводских рабочих лейбористскую (сиречь профсоюзную) партию России, Ильич сначала замолчал в раздумье, а потом ворчливым тоном спросил, вперив в собеседника внимательный взгляд:
— И что же вы, товарищ Коба, молчали о таком предложении целую неделю? Нехорошо, однако, получается перед товарищами по партии, нехорошо. Ну да, ладно, сказали — и то хорошо… Только скажите, а чем товарища Михаила в качестве главной левой партии не устроила наша партия большевиков?
В ответ Коба так же внимательно посмотрел на будущего вождя мирового пролетариата и хрустнул костяшками.
— А вы сами догадайтесь, товарищ Ленин… — сказал он. — Скажите, с какими лицом товарищ Михаил должен поддерживать нашу партию (а это обязательное условие), если в ее программных документах до сих пор прописана неизбежность свержения Самодержавия, пусть даже и ненасильственным путем? Получится, что император сам должен агитировать за свое свержение — а это нонсенс и может сильно ударить по его собственной репутации, не говоря уже о том, что партия большевиков от такого хода скорее потеряет, чем приобретет сторонников. Есть у нас еще такие, которые считают союз с царизмом временной вынужденной мерой, чтобы накопить силы и все-таки устроить вооруженное восстание…
— Есть такие, есть, — подтвердил Ильич, — и это хорошо, что есть, потому что иначе они оказались бы в какой-нибудь радикальной партии, где стали бы добычей ваших знакомых из Новой Голландии. Как там говорят: «шаг вправо, шаг влево — попытка побега». Товарищ Тамбовцев — милейший человек, но если император ему прикажет — отправит на каторгу любого нашего товарища без малейших колебаний…
— Ну, товарищ Ленин, — пожал плечами Коба, — не все так однозначно… Во-первых — не любого, а только того, кто нарушит наше соглашение и начнет готовить против нынешней власти какие-либо насильственные действия; а во-вторых — только в том случае, если вы, как глава партии, не сумеете остановить этого товарища и вернуть на путь истинный. Да и тогда в большинстве случаев ничего, кроме душеспасительной беседы, нарушителю конвенции не грозит. А зря. Такие товарищи дискредитируют нашу возможность выполнять заключенные соглашения.
— В любом случае, — сказало Ильич, — как бы ни складывались дела, такое положение мне никоим образом не нравится. Неуютно каждый день чувствовать себя на прицеле. Чуть что не так сказал — и здравствуй, Новая Голландия…