Впрочем, и того, что осталось, было немало. С того дня как господин Столыпин вошел в свой новый кабинет, у него больше не было ни одного спокойного дня. Первым делом император Михаил резко раскритиковал предоставленный ему Столыпиным план аграрной реформы, предусматривавший уничтожение общинного землевладения и замену его на частное владение землей…
— Ну хорошо, Петр Аркадьевич, — сказал тогда всероссийский самодержец, — сделаете вы справных хозяев из двадцати или тридцати процентов русских мужиков. Больше хозяйств, способных самостоятельно стоять на ногах, из нынешней разоренной крестьянской массы вы не получите, хоть даже будете биться головой об стену. Увеличив выход товарного* хлеба, вы одновременно увеличите социальное расслоение в и без того небогатой деревне. Зажиточные станут богатыми, а бедные превратятся в откровенно нищих, которым придется либо батрачить за гроши у своих же односельчан, либо бросать все и с одним узелком подаваться в город на заработки. А кто их там ждет — нищих и неграмотных, способных только таскать круглое и катать квадратное? Да никто! Уже сейчас промышленность совершенно не нуждается в притоке неквалифицированной рабочей силы. Требуются же на заводах и фабриках люди грамотные, обученные рабочим специальностям или даже, более того, получившие среднее и высшее техническое образование. А вчерашним мужикам-лапотникам, только что прибывшим из деревни, остается лишь дорога к обиженных на всех люмпен-пролетариям… Один наш лютый враг, получивший недавно по заслугам, даже считал, что именно люмпен-пролетариат, безграмотный, бесправный и неимущий, должен стать главным разрушителем и могильщиком Российской империи. И вы, господин Столыпин, получаетесь в этом деле чуть ли не главным помощником революционеров.
Примечание авторов: * та часть урожая, которая предназначается на продажу, а не для собственного употребления крестьянами.
Немного помолчав, чтобы собеседник проникся всем ужасом того, что он чуть было не совершил, император раскрыл толстую синюю тетрадь и принялся диктовать Столыпину тезисы своей аграрной реформы, основой которой были программа переселения сорока миллионов крестьянского населения в Сибирь и на Дальний Восток и государственная монополия на торговлю хлебом. Нашлось в этой реформе место и новым территориальным приобретениям Российской империи, строительству дополнительных железнодорожных путей, возникновению новых крупных городов, которые как грибы после дождя начали разрастаться вдоль трассы Великого Сибирского пути, и прочая, прочая, прочая… включая грядущую программу ликвидации безграмотности. Едва успевая записывать за государем Михаилом Александровичем один пункт программы за другим, Столыпин наконец взмолился о пощаде. Мол, зачем молодому царю необходим такой помощник, как он, когда тот и сам знает, что надо делать. И тут же получил отповедь, что в сутках всего двадцать четыре часа, а ему, императору, невозможно раздвоиться и растроиться. Написать взаимоувязанный черновик реформы он может, а вот довести этот документ до ума и осуществлять его воплощение на практике придется уже многоуважаемому Петру Аркадьевичу, и никакие возражения при этом не принимаются. У императора и других дел по горло.