Хана поставила перед ним тарелочку с маслом, солонку и хлеб. Масло живо напомнило ему обычную еду, и он благодарно улыбнулся, однако попросил сначала налить немного для пробы. Хана, смешно тараща глаза и при этом надувая щеки, приговаривая; «Ну надо же, надо же! Маслица захотел», налила в ложку масло, поднесла к его губам.
Хумов глотнул и тоже вытаращил глаза. Ничего противнее ему не приходилось пить. Даже когда он был маленьким и врач в белом халате вливал в него микстуру от простуды. «Стоит ли ей объяснить мои проблемы, в частности – проблему с едой?» Во всяком случае, не сейчас. А когда? Не может же он пользоваться гостеприимством столь долго… а сколь долго? Он должен скрываться. В этом доме нельзя оставаться. Не может он подвергать опасности Хану и её семью. Вчера он оказался здесь по одной причине, и эта причина стала для него вполне прозрачной: он хотел увидеть эту девушку. Лучше бы он после той случайной встречи в метро никогда больше её не видел. Никогда!
А так – у него появилась проблема. Справиться с ней невозможно. Проблема заключается в том, что теперь он должен защищать эту девушку от всех непредвиденных опасностей. Он за неё боится больше, чем за себя, она стала для него дороже всего на свете, дороже жизни. Прелестное, доверчивое создание, совсем ребёнок. Каждый её может обидеть. И тогда душа её обледенеет, закроется, свет в глазах померкнет, и она перестанет радоваться жизни, звонко смеяться и так открыто, доверчиво улыбаться.
Он привык к улыбкам, так как улыбались друг другу все без исключения. Это началось после того, как учёные доказали огромную врачующую силу улыбки, охраняющую организм от множества заболеваний, продлевающую жизнь, равно как и благожелательность, доброе отношение, участие, милосердие и подобные добрые чувства. Противоположные же чувства обладали силой разрушать организм, делать его больным, значительно укорачивали жизнь. Улыбались все, но не так здорово, как Хана. Она вся светилась. Рассказать ей сейчас?
Хана, словно угадав его мысли, посерьёзнела и, посмотрев ему в глаза, сказала:
– Иди наверх и жди меня. Там изложишь, кто ты и что собираешься делать.
И он пошёл наверх и стал ждать её, немного волнуясь, а когда она появилась, как можно внятнее, не вдаваясь в детали (он чётко знал, что можно говорить, а что нельзя), рассказал свою историю и о том, что не знает ничего о родителях и никогда их не видел.
Хана прониклась, и глаза её затуманились слезами. Сочини он ей самую невероятную легенду, чуть ли не с пиратскими приключениями, она и этому бы поверила, настолько у неё была чистая и добрая душа, а сердобольное сердце уже было готово утешать, жалеть, опекать. Посмотрев своими ясными глазами и каким-то неуверенным, потухшим голосом она спросила: