Как он смог?
– Это должен быть тот человек, – говорит Дана.
– Любой из сотен других?
– Один из сотен других.
– Так его легко найти?
– Точно так же легко его не найти.
Дана пытается мне объяснить, почему люди целовались.
– Я думала, если была другая химия, целовались с кем угодно.
– Ой, детка… – тянет Дана. Она все больше меня жалеет. – Сначала дожидаешься особенного, единственного. Выделяешь его из всех, и он тебя. Это происходит одновременно. Почти одновременно. Потом вы словно бы и не видите всех остальных.
– И что тогда?
– Тогда вы не можете не поцеловаться.
От терапевта я узнала, что должна поговорить с мамой или с папой. На этот раз начинаю с папы. Увиделись сразу, папу никогда не бывает трудно отловить. Он, как всегда, очень веселый и очень деловитый.
– Как у тебя в транслайфе? – интересуется он. – Может, помощь требуется?
– Не требуется, сама управляюсь. Спасибо, папа.
– Слушай, я серьезно. Вижу, что ты мало путешествуешь, строишь, покупаешь, работаешь. Все слишком медленно.
Медлительные – худшая разновидность неудачников.
– Если ты не против, я бы хотела кое-что обсудить. Это насчет меня.
– Выкладывай.
Сказать про терапию или нет? Папа ждет, потом догадывается:
– Беспокоишься из-за микросхем? Они помогут тебе отфильтровывать негодных людей. Вот увидишь.
– Или другие успешно отфильтруют меня.
Мы смеемся.
– Папа, а дети похожи на родителей?
– И да и нет. Зависит от того, как было выбрано.
Он прав. Если выбрана селекция, дети могут быть совсем другими.
– Да, – говорю я, не зная, что еще прибавить. – А я? – Подступаюсь с другой стороны. – Ты мог бы сказать, каким был раньше?
– Когда раньше?
– Лет сто назад.
– Ой… – Не понимаю, он отключился или это просто долгая пауза. – Теперь уже не скажу.
– Почему?
– Потому что не помню. И тех времен не осталось, так что нет смысла говорить.
– Неужели?
– Я сделал последнюю операцию.
Вот оно что.
– Ясно, папа. Рада была с тобой поболтать, папа.
– И я тоже, не ленись в транслайфе. До скорого.
* * *
Нет смысла говорить? Но смысл – это мои кости, мои органы, все еще те самые, настоящие и неусовершенствованные. Этот смысл не дает мне покоя. Этот смысл заставляет меня тянуться к живым людям, бегать и лазить по деревьям, вдыхать запах глины с Ининой ладони.
Мама точно вспомнит. Она еще не сделала последнюю операцию. Хотя откуда мне знать – может, и сделала, потому что она уже намного реже вздыхает, когда со мной разговаривает. Она почти всегда беспечная и веселая, как Ала и папа. Другими словами, устойчивая и позитивная.
Поначалу мне никак не удается убедить ее встретиться. Я напираю на то, что это из-за терапии, что это очень важно, что надо все обсудить с глазу на глаз. Мама отнекивается, говорит, и так все можем обсудить. Как ее заинтересовать, как ее заинтересовать, крутится у меня в голове так быстро, что я могла бы состязаться с ускорителем в моей комнате.