Хотелось выть.
— Как ты посмел здесь появиться? Почему не сдох, прежде чем я тебя увидела таким? Ты мог бы сделать мне такое одолжение, Ранди. Всё-таки наша семья выкормила тебя. — Я давила на его шею всем своим незначительным весом. — Но не бойся. Ты в госпитале. И я тебя сейчас вылечу. Потерпи.
Казалось, я могу пережить всё на свете. Но мысль, что он оказался предателем, меня бы свела сначала с ума, а потом — в могилу. И я ждала… Вот сейчас он скажет, что у него не было выбора, и я чокнусь.
— У меня не было выбора, — прохрипел он, хватая меня за руки, притягивая к себе. — Иначе чем в чёрном и красном к тебе не попасть.
В чёрном и красном — во вражеской форме, раненым.
Он устроил этот маскарад лишь для того, чтобы меня увидеть? Сумасшедший…
— Ранди? Это тот самый, который?.. — переспросила одна из медсестёр, но на неё зашикали.
Я не заметила, как они разошлись, великодушно забывая о нас. Когда Ранди обнял меня, я потеряла последние силы и разрыдалась — облегчённо и горько. Это был первый и последний раз, когда я позволила себе распустить сопли.
— Чокнутый! Как ты решился на такое? А если бы тебя убили? Совсем с головой не дружишь.
Он что-то там забормотал про то, что должен был сделать это уже давным-давно. Но его план многократно терпел неудачи. Ранди искал способ не только свидеться, но и выбраться из города вместе. Теперь из этого вряд ли что выйдет — почти все дороги заминированы партизанами, а основные силы вражеской армии стянуты к границам города: они готовятся к обороне. Возможно даже… нас скоро освободят.
— Почему с «чёрными» сражаются те, кто не видел того, что видели мы, Ранди? Они идут на войну по приказу, они не хотят умирать за это, — проговорила я значительно позже, вспоминая мамино «завещание». — Это должны быть мы и такие, как мы. Для кого это смысл жизни.
Вряд ли он ожидал при встрече услышать от меня что-то подобное. Бедняга Ранди верил, что найдёт меня раздавленной и присмиревшей. Он хотел для меня безопасности, тишины и мира, а я требовала мести. Даже больше, я не оставляла ему выбора: если нас освободят, если выживем, уйдём на фронт. Без вариантов.
— Ты не знаешь, о чём просишь. — Он неловко улыбнулся. — Ты ведь прежде не убивала… так?
Если даже я замарала руки — та, кто учил его не трогать ящериц — значит, война добралась до святого. Значит, к прошлому нет возврата, больше спасать нечего и пора мстить.
— А ты? — ушла я от ответа.
Ранди, недолго подумав, коротко кивнул.
— Много?
Он пошевелился, словно пытался пожать плечами.
— Прости.
— За что?
— Я спасла больше. Ты рисковал жизнью напрасно.