— Сделаем всё в лучшем виде, с первого раза. Подождём, — согласился он, тем не менее, давая понять всем своим видом, что ждать ему совершенно не хочется. — Считает тебя уродиной, а меня собакой.
Пожав плечами, я взглянула на дремлющего кота.
— Кажется, он любит животных. Особенно породистых.
Ранди протянул ко мне руку, впервые в жизни позволив себе это: прикоснуться к моему лицу в выражении откровенной привязанности, симпатии… чего-то большего.
— Они даже не представляет насколько ты… — едва слышно прошептал Ранди, произнеся последнее слово одними губами, не позволяя услышать его. Только не здесь и не сейчас: не в оккупированном городе, не во время войны. Как будто здешний воздух мог осквернить это слово, и оно бы утратило свой первозданный смысл.
Прекрасна.
И он не лгал. Этим особым незамутнённым зрением тайнотворцы похожи на малолетних детей, только одни считают самыми лучшими людьми на свете родителей, а другие — своего контроллера. Повторяя слова Хизеля: мнение «пса» не зависит от общественного. Контроллер может быть немыслимо безобразным, да к тому же законченым подонком, но для одного единственного человека он навеки останется воплощением красоты и святости. И, нет, не для матери.
— Когда победим… — Стану самой красивой для тебя. — Буду выглядеть чуть лучше. Обещаю.
То, что мы после войны изменимся в лучшую сторону, даже не вызывало сомнений. Станем самыми красивыми, самыми счастливыми, самыми смелыми, честными, добрыми — непременно! И Ранди уже не будет улыбаться, приговаривая людей — даже тех, кто этого заслуживает — к смерти. Вообще от всего, что связано со смертью, мы станем держаться подальше: по возможности будем избегать даже похороны.
Так, кажется, я думала…
— Тебе это не нужно.
— А? — переспросила я, разглядывая кабинет. Места папиных вещей застолбили чужие вещи — телефон, пепельница, сигары, граммофонные пластинки…
— Для этого тебе не нужна победа. — У меня опять возникло чувство, будто Ранди что-то знает, но не может, не имеет права говорить об этом прямо. — Я встретил тебя ещё до твоего рождения. Когда Она была беременна тобой, я положил руку ей на живот, и ты толкнулась, ты ответила мне… Я уже тогда понял. Ты — лучшее, что могло случиться с этим миром. Им не под силу это изменить. Но за то, что они попытались…
Убью.
Меньший из грехов «чёрных» Ранди расценил как самый страшный. И потом, отправляясь на фронт, он будет мстить не за разрушенные города, обездоленных жителей, убитых солдат Сай-Офры, даже не за себя, а за мои остриженные волосы, за мои шрамы, за мой голод.