— Вполне, — нахмурилась я. — А почему?
— Потому что, — рявкнул мужчина, сжимая бокал в руке. — Не твое дело. Просто прими это к сведению. Эмилио, осмотри ее!
И меня снова изучили и обмазали, где посчитали нужным. После чего снова зажали между собой, беря в плен своими телами.
Безусловно, можно было поспорить, но не хотелось. Глаза налились тяжестью, и я провалилась в крепкий сон без сновидений, невзирая на одного мужчину в постели больше, чем я привыкла.
— Магдалена, — жаркий шепот на ухо и настойчивые руки по всему телу.
— Маруся, — пробормотала я, не желая просыпаться. Попробовала повернуться набок, натягивая на себя простыню.
— Девочка, — настырные руки проникли между ног, поглаживая, пощипывая, соблазняя.
— Женщина! — Ну, дух противоречия у меня. Стойкий.
— Женщина, — жадные ладони взяли в плен мои груди.
— Девочка мне все же нравится больше, — не открывая глаз, нахмурилась я. Я же говорю — дух противоречия.
— Как скажешь, дорогая, — заверил меня Филлипэ, вздергивая на четвереньки и проникая в податливое жаркое влагалище. — Ах, умница. Такая тугая и такая готовая.
В это время Эмилио свел вместе мои груди и вбивал себя между ними, нежно поглаживая и пощипывая соски.
Они опять имели меня одновременно, но почему-то это уже не вызывало у меня протеста или отторжения.
Сквозь ресницы я видела судорожно искаженное лицо Эмилио, которому до судорог, до выступающего пота, до дрожащих мускулов хотелось моего тела. Хотелось зверски брать, вколачиваться в меня — в любое место, лишь бы освободиться, получить свое удовольствие. Для меня это очевидно. Думаю, того же хотел и Филлипэ, который тем не менее старался не навредить, не поранить, не порвать.
Их постельные опыт и мастерство, выдержка и самодисциплина оказались выше всяких похвал. Если бы мне еще и не навязали этих парней насильно… Хотя, ведь все могло быть гораздо хуже.
Вспомнить только моего Николя…
При воспоминании об этом ничтожестве меня передернуло.
— Тебе больно? — мгновенно отреагировал Филлипэ. — Добавить смазки?
— Мне хорошо-о-о, — простонала я. — Продолжай. Не… ах!.. останавливайся!
— Я бы и не смог, — вбился в меня мужчина, затрагивая внутри чувствительную точку. Он дрожал, как загнанный породистый жеребец: — Черт! Как горячо!
— Филлипэ, — сжал зубы Эмилио. — Дай ей кончить! Не торопись…
После этих слов в душе растеклось теплое, благодарное чувство. Да, они грубили, заставляли, командовали, навязывались и принимали за меня решения. Но берегли. Берегли так, как никогда и никто в моей жизни. Берегли как пушинку, как родную душу, как зеницу ока, как огромную драгоценность. С чуткостью, вызывающей слезы.