— Ты тоже чувствуешь что-то непривычное к Магдалене? — напрягся Филлипэ.
— А ты? — вопросом на вопрос ответил собеседник.
— Не спрашивай, — скрипнул зубами тот. — Если бы я мог, то… Ты не понимаешь, — повернулся он к другу. — Я так хочу ее постоянно, что схожу с ума. Хочу обладать во всех смыслах. Второй день все мысли только том, как взять ее. Как вбиться в это податливое тело. Почувствовать ее под собой. И чтобы я был с ней только один. Это безумие.
Я прикрыла ладошкой рот.
— Это проклятие, — согласился Эмилио. — Я испытываю тоже самое. Мне сегодня целый день хотелось оттолкнуть тебя, отобрать ее. Забрать добычу для себя одного.
Я схватилась за голову. Такого поворота я не ожидала. Вот так номер! Сбесились!
— Нас всегда учили заботиться о женщине, — продолжил Эмилио. — Ублажать, предупреждать, беречь и лелеять. Удовлетворять мелкие прихоти. Брать на себя ответственность. Но я не только хочу заботиться о Магдалене, я жажду, чтобы она принадлежала мне целиком со всеми ее выходками, дерзкими словечками и скрытыми помыслами.
Я закусила губу, ужасаясь от открывающихся перспектив. Может, это кого-то и должно восхищать, но меня пугало до дрожи в коленках.
— Ты тоже не понимаешь, о чем она думает? — поинтересовался Филлипэ.
— Нет, — мотнул собранными в хвост волосами Эмилио. — Ее мысли непредсказуемы. И это хуже всего…
— Нам нужно как можно быстрее найти способ снять это чертово проклятие и любой ценой освободиться, — решительно заявил Филлипэ после короткого молчания. — Так дальше продолжаться не может.
— Согласен, — тихо сказал друг. — Но знаешь, что…
— Что? — поднял на него взгляд собеседник.
— Когда мы снимем проклятие, — медленно сказал Эмилио, осторожно взвешивая каждое слово. Наклонил голову и посмотрел прямо в лицо приятелю. — Я не отдам тебе ее просто так. Я буду сражаться за нее даже с тобой, Филлипэ…
Я больше не хотела ничего слышать. И не хотела ничего знать. Это было страшно. Два самца сошлись грудь в грудь, выясняя, кому достанется самка. Вот только я не желала стоять между ними, быть той желанной самкой и ценным призом. Может быть потому, что я не олениха или лосиха, а человек?
Да, можно признаться хотя бы самой себе… Вернее, лишь самой себе… Я испытываю к ним симпатию и какое-то подобие признательности.
Но жить с ними я не хочу. Вот сейчас, в разговоре по душам, между близкими друзьями, отчетливо сквозила жажда обладания мной, как телом, как вещью, как существом женского рода. И никто из них — ни один! — даже не заикнулся о том, чтобы поинтересоваться, что же к ним чувствую я…