— А мяса можно?
Тут возмутился отиравшийся рядом Филлипэ:
— Ты с ума сошла! В твоем состоянии нельзя есть такую тяжелую пищу!
— Почему? — закряхтела я, поворачиваясь, чтобы этот засранец посмотрел мне прямо в глаза и увидел в них свой приговор.
— Потому что, если ты больна — следует употреблять легкие продукты, — присел рядом Филлипэ. — А если беременна, то тем более нужно принимать питательные вещества.
— Диетолог с хреном, — пробурчала я, но военную тайну по поводу невозможности забеременеть не выдала.
— Хорошо воспитанные жены, — нравоучительно сказал Эмилио, уговаривая съесть меня творог, залитый сливками. — Не грубят, послушно открывают ротик и молчат, когда не находятся в кровати. Помнишь, о чем мы договаривались?
Я выразительно показала взглядом на то, на чем лежала.
— В кровати с мужем, — поправился мужчина, подсовывая мне стакан со сливками, от которых меня просто мутило.
Я тяжело вздохнула, мысленно убедила себя, что у меня разгрузочный день, легла на спину, сложила на груди руки и закрыла глаза.
Мужчины выдержали меня в такой позе минут пятнадцать. После чего попытались выкопать у меня сознательность:
— В твоем состоянии нужно есть! — убеждал меня Эмилио.
— Магдалена, ты обещала быть послушной, — напоминал Филлипэ.
Я не реагировала. Мне и так было хорошо. Еще бы мухобойку, чтобы прихлопнуть двух активно жужжащих рядом надоед — вот был бы кайф!
И я мужественно держалась дальше.
Через сутки у меня все отошло и перестало болеть. Зато заболели временные мужья. Как оказалось, идиотизм классический, параноидальный — не лечится. Поэтому я вздохнула и восстала с кровати к вящей радости мужа… мужей.
И дальше начался натуральный кошмар! Шесть дней непрекращающегося секса, во время которого меня крутили, как гуттаперчевую куклу, но, правда, не перебарщивая.
Все остальное время меня носили на руках, кормили, купали. Трижды в день выносили на лужайку дышать свежим воздухом. И все это молча! Потому что хорошо воспитанные жены не открывают рот, кроме как для орального ублажения мужа!
Капец! Я уже стала завязывать узелки на бахроме балдахина, чтобы воочию удостовериться, сколько осталось дней до окончания этой каторги.
Я ни разу не оставалась одна. У меня не было личного пространство и свободного от них времени. Если отсутствовал один, рядом обязательно отирался второй.
Меня гладили, ласкали и баловали, как домашнее животное.
Вечерами, сидя у камина, мужчины разговаривали между собой, передавая меня с коленей на колени.
К концу седьмого дня я окончательно озверела без всяких биологических добавок!