— Мировой заговор, — повторил генерал, — согласен, это серьезно. Давай обсудим. Но только между нами. И только потому, что мы товарищи. Верно? Не ошибаюсь? Алексей Матвеевич, мы — товарищи? В-о-о-т! А, поди, обсуди вопросы мирового заговора с кем другим? Сказать — не скажут, но подумают — псих! Спятил под старость Алексей Матвеевич — заработался. И все от старания, от трудов своих и бессонных ночей. Работай как все — шагнул с крылья заведения и забыл, что у тебя в голове — какие мысли. На службу пришел и здесь не спеши. Решай личные вопросы, а уж потом вопросы служебные. Именно таким образом и ни в коем случае не наоборот! Во — видишь! Лампасы на штанах у меня. Считай, жизнь прожил не впустую. Генерал, я тебе скажу, достижение. Пусть голова пустая и лысая. Все одно — достижение. Опасно, — говоришь? Здесь, ты Леша, тысячу раз прав. Еще как опасно. Но я тебя не выдам.
— Кому?
— Кому не выдам? Мало ли кому! Думаешь, только у меня враги и недоброжелатели? Они кругом! Сотникова помнишь?
— Ну?
— Сошел, мужик, с ума. Через год после выхода на пенсию. А прежде записался ко мне на прием. Почему, думаю, не принять ветерана? Поговорить и вообще — принял. Сидим, беседуем и вдруг он мне бумагу на стол. Читаю бумагу и не могу взять в толк. И только потом мысль в голову — так он с ума сошел! Просит снять с него наружное наблюдение. Оказывается, решил, что по нему работает наружное наблюдение! Коллеги его бывшие работают. Смотрю и не знаю, что ему ответить. Хорошие глаза — чистые. Нет в них и доли безумия. А потом другая мысль — а что если это я с ума сошел? И все это мне снится? Едва не испугался. Если бы не был генералом, испугался бы точно. Побежал бы в поликлинику.
— Он и прежде не в себе был, — заметил Груздь. — Подчиненные жаловались. Слишком много требовал.
— Правильно. И я требую. Иначе нельзя. Если, говорит, не снимете наблюдение, всех положу из наградного пистолета! А стреляет он как черт! И пистолет, как на грех, ему подарили. Наблюдения за ним, конечно, не велось. А кого он тогда собирался положить? Даю вам, говорит, неделю. Иначе, пеняйте на себя! Пришлось проводить спецоперацию — заменили для начала боевые патроны на холостые. Однако он же не дурак! Где уверенность, что в тайнике у него нет патронов? Беда! Смотрю телевизор, как сумасшедшие по людям стреляют, и лезут в голову мрачные думы. Какие — сам знаешь.
— Каждый второй — сумасшедший, — напомнил Груздь.
— Каждый второй, — повторил генерал, — а как узнаешь, кто из них первый, а кто второй?
Алексей Матвеевич слушает, однако как-то по-иному он слушает. Что-то с ним после полета произошло. И он как бы себя не узнает, чтобы с уверенностью сказать, мол, действительно это он — Груздь Алексей Матвеевич. Казалось, все при нем — физиономия, руки, ноги на месте, однако что-то появилось лишнее, явно не родное. А что именно — сразу и не скажешь. Тревожное чувство и неприятное. Постоянно беспокоит. Он когда к генералу шел с докладом, думал — сказать или не сказать? Все же товарищ, хотя и генерал. В жизни подобное случается крайне редко. Должность ответственная губит, не взирая, на дружбу и родственные отношения. Приходится выбирать — либо дружба, либо должность. Алексей Матвеевич доверяет лишь своему жизненному опыту, который подсказывает — люди как пауки в банке.