Вдруг он схватил Ганимара за руку.
– Ну признайтесь, Ганимар, через неделю после нашего разговора в Санте вы ведь ждали меня в четыре часа у себя дома, как я вас просил?
– А ваш тюремный фургон? – сказал Ганимар, избегая ответа.
– Блеф! Мои друзья подлатали и подменили старый, вышедший из строя фургон, они хотели освободить меня с его помощью. Но я знал, что фургон совершенно негоден для этого, если не помогут особенно удачные обстоятельства. Однако решил, что будет полезно проиграть до конца мизансцену побега и придать этому делу как можно большую огласку. Дерзость первой попытки гарантировала успех второго побега, ибо все поверили, что он уже произошел.
– То же самое с сигарой…
– С сигарой и ножом, набитыми мною самим.
– А записки?
– Их тоже написал я.
– А таинственная корреспондентка?
– Мы с ней одно целое. Ведь для меня изменить почерк
– пара пустяков.
Ганимар секунду подумал и возразил:
– Но как же могло случиться, что в антропометрической службе, когда достали карточку Бодрю, никто не заметил ее сходства с карточкой Арсена Люпена?
– Карточки Арсена Люпена не существует.
– Ну и ну!
– Или в лучшем случае она фальшивая. Эту проблему я долго изучал. Система Бертийона включает прежде всего визуальные данные – вы сами видите, что этот метод не безупречен, – а затем измерения: головы, пальцев, ушей и т.д. Вот здесь уж ничего не поделаешь.
– Значит?
– Значит, пришлось заплатить. Еще до моего возвращения из Америки один из сотрудников этой службы согласился вписать ложные данные в мою карточку. Этого достаточно, чтобы вся система рухнула и чтобы карточка попала совсем в другой ящик, а не туда, куда должна была попасть. Следовательно, карточка Бодрю не могла совместиться с карточкой Арсена Люпена.
Опять воцарилось молчание, затем Ганимар спросил:
– А теперь что вы намерены делать?
– Теперь, – воскликнул Люпен, – я собираюсь отдохнуть, подлечиться обжорством и постепенно снова стать самим собой. Очень приятно побыть Бодрю или кем-то другим, сменить свою сущность, как рубашку, выбрав ту или иную внешность, голос, взгляд, почерк. Но порой после всего этого бывает трудно узнать самого себя, что довольно грустно. Сейчас я испытываю нечто подобное тому, что чувствует человек, утративший свою тень. И пытаюсь найти себя… вновь обрести свое «я».
Он прошелся взад-вперед. Дневной свет сменился легкими сумерками. Люпен остановился перед Ганимаром.
– Нам, полагаю, больше нечего сказать друг другу?
– Да, – ответил инспектор, – я хотел бы знать, откроете ли вы правду о вашем бегстве… Ошибка, допущенная мною…