Но он оказался. Как бы Иллиана не пыталась его задержать, как бы ни кричала и ни тянула его обратно.
Торриен молчал. Улыбнулся один раз очень грустно и на ходу обнял ее, коротко поцеловав.
— Уходи. Не смотри на нас. Это моя вина, я открыл город. Я должен быть здесь, вместе со всеми.
— Что за чушь?! — заплакала Иллиана, хватая руки, которые выскальзывали из ее ладоней. — Это Фендор, это все Фендор! Я не знала, что он способен на подобное. Не знала! Пожалуйста, не уходи…
Золотой змей снова болезненно улыбнулся.
— Никто не знал. Не вини себя, — проговорил он тихо. — Помни, что я люблю тебя. Всегда любил, с первой встречи.
С этими словами он оттолкнул ее подальше от черного огня, который был уже слишком близок.
— Отойди, — сказал он последний раз. — И не приближайся.
А в следующий миг вошёл в пламя.
Черные языки взвились в воздух, словно только и ждали нового повелителя всего змеиного царства.
Торриен зажмурился, плотнее сжав челюсти, но не закричал.
А огонь не смог мгновенно поглотить его, как сделал это с другими мираями. С Райелой и Саримархом, которые были уже внутри погребального костра. Огонь не смог подобраться к нему, потому что Торриен внезапно окружил себя стеной рубинового огня.
Кристально-розовое пламя покрывало руки, грудь, хвост и даже волосы Великого змея, не позволяя черной смерти коснуться его. И все мираи, что стояли поблизости, стали сползаться к нему, чтобы коснуться священного огня.
Торриен закрыл глаза и резко выдохнул.
Пламя первых царей Шейсары на миг взвилось в небо и тут же опустилось, расширившись на три метра вокруг.
Все мираи, что стояли рядом, застонали и вдруг замолчали, так, словно боль ушла. Они жались к своему повелителю, как к последней надежде. Но, увы, места всем не хватало. За границей рубиновой стены народ Шейсары продолжал кричать. Медленно и мучительно погибать.
Иллиана не могла оторвать взгляда от происходящего. Она прижала руки ко рту, чтобы не выть вместе со всеми, отчаянно надеясь, что силы Торриена хватит продержаться до утра. Тогда, если повезёт, магия гесайлахов исчезнет, а ее царевич останется жив.
Хотя бы он, тот, кто был ее сердцем и душой. Пусть и всего лишь с несколькими десятками нагов.
Иллиана не хотела размышлять о том, насколько она сейчас жестока к остальным мираям. Думала она в данный момент только об их царе.
Лишь бы он остался жив…
Но, увы, похоже, ее надеждам не суждено было сбыться. Уже через некоторое время на лице Торриена появилось напряженное выражение. Он сдвинул брови, тяжело дыша, словно магия, которую он творил, отнимала у него все силы.