— Почему Джордж беседует с ним? — Мой вопрос подразумевал: почему в такой неподходящий момент?
— Со швейцарцем-то? Ну, он же как-никак живой свидетель, сынок, этот швейцарец. Как ни крути. Он оказался на месте происшествия — да, по ошибке, бродячий орнитолог вроде меня — и в самое неподходящее время, к несчастью для него. Естественно, Джордж желает знать, может, джентльмен видел или слышал нечто примечательное, что способно пролить свет. Может, несчастная Тюльпан обращалась к нему каким-то образом. Ситуация деликатная, если вдуматься. Мы находимся на территории повышенной секретности, и официально Тюльпан не приземлилась в Великобритании, так что швейцарец, можно сказать, наступил на тайное осиное гнездо. Приходится принимать это во внимание.
Я его слышал, но не слушал.
— Оливер, я должен ее увидеть, — сказал я.
На что он, не удивившись, ответил:
— Тогда оставайся здесь, сынок, пока я передам это по инстанции. Только не вздумай сойти с места.
С этими словами он отошел на заросший газон для крокета и там забормотал в свою рацию. Потом сделал мне знак, и я направился за ним к массивной двери амбара по прозвищу Горбунок. Он постучал и отошел на шаг. После некоторой паузы дверь со скрипом открылась, и перед нами возник Эш Медоус собственной персоной, пятидесятилетний бывший игрок в регби, в клетчатой фланелевой рубашке и красных подтяжках, с привычно дымящей трубкой во рту.
— Мне очень жаль, старина, — сказал он и отшагнул, давая мне дорогу. Я тоже сказал, что мне очень жаль.
В центре большого амбара на столе для пинг-понга возлежала статуя стройной женщины в застегнутом на молнию мешке. На спине, носки ног смотрят вверх.
— Бедняжка даже не знала, что ее называют Тюльпан, пока не попала сюда. — Эш, явно привыкший вести беседы в присутствии покойников, говорил беззаботным тоном. — А после того как узнала, попробовал бы кто-нибудь называть ее иначе. Вы уверены?
Имелось в виду: готов ли я к тому, чтобы он открыл молнию. Я был готов.
Впервые на моей памяти ее лицо ничего не выражало. Рыжие волосы заплетены в косичку и перевязаны зеленой лентой. Глаза закрыты. Никогда не видел ее спящей. Вся шея в голубых и серых полосках.
— Ну, всё, старина?
Он закрыл молнию, не дожидаясь моего ответа.
* * *
Я выхожу следом за Менделем на свежий воздух. Впереди травянистый холм поднимается к каштановой роще. Сверху открывается красивый вид: хозяйский дом, сосновый лес, окаймляющий поля. Я собираюсь подняться по склону, но Мендель останавливает меня жестом.
— Останемся здесь, сынок, если не возражаешь. Высовываться нам ни к чему.