Однако я не делаю ни того, ни другого, так как неожиданно обнаруживаю Кристофа, сына Алека, в неизменном долгополом черном пальто и фетровой шляпе. Он сидит в двадцати шагах от меня на скамейке, вытянув левую руку вдоль ее спинки и небрежно закинув ногу на ногу, а правая рука демонстративно опущена в карман пальто. При этом он смотрит прямо на меня и улыбается, чего прежде не делал — ни когда подростком следил на стадионе за футбольным матчем, ни когда уже мужчиной поедал стейк с чипсами. Кажется, для него эта улыбка тоже в диковинку: словно в придачу к особой белизне лица, подчеркнутой черной шляпой, она напоминает неисправный фитиль электрической лампочки, которая может в любой момент перегореть.
Мы оба выглядим растерянными. Меня охватывает усталость, хотя, скорее всего, это страх. Проигнорировать его? Или весело помахать рукой и продолжить задуманный побег? Он последует за мной. Еще поднимет крик. У него наверняка свой план, вот только какой?
Болезненно-бледный фитилек улыбки продолжает помигивать. Нижняя челюсть шевелится от раздражения, которое он, похоже, не в силах контролировать. Уж не сломал ли он правую руку? Не потому ли она так неловко торчит в кармане? Поскольку он и не думает вставать, я сам к нему направляюсь, провожаемый взглядами старушек в белых шляпках. Во дворе нас, мужчин, всего двое, и Кристоф, этакий эксцентричный Гаргантюа, приковывает к себе всеобщее внимание. «Что этого пожилого мужчину с ним связывает?» — вероятно, спрашивают себя старушки. Вот и я о том же. Я останавливаюсь в шаге от него. Он даже не пошевелился. Может, это бронзовая статуя вроде сидящих в парках Черчиллей и Рузвельтов? Такое же влажноватое лицо, такая же неубедительная улыбка.
Но эта статуя, в отличие от других, медленно оживает. Он скидывает ногу и, задрав правое плечо, не вынимая руки из кармана, сдвигает свое огромное тело, освобождая на скамейке слева от себя пространство для меня. Лицо у него болезненно бледное, нижняя челюсть возбужденно трясется, он то улыбается, то гримасничает, в глазах лихорадочный блеск.
— Кто вам сказал, где меня найти, Кристоф? — спрашиваю я как можно непринужденнее, а в голове уже засело смутное подозрение, что это Кролик, или Лора, или даже Табита подослали его с целью заключения какой-то иной, подпольной сделки между Службой и истцами.
— Я просто вспомнил. — Его губы растягиваются в мечтательной улыбке. — Я гений по части памяти, о’кей? Мозг всея, блядь, Германии. Мы с вами славно обедали, пока вы не послали меня на три буквы. Ладно, вы меня не посылали. Я сам ушел. Посидели с друзьями, покурили, нюхнули малость. И я кое-кого услышал. Кто это был? Догадаетесь?