это был, Катрин?
— Он не улыбался. Не отличался вежливостью. Скорее, был напорист.
— Он к тебе приставал?
— Он спросил, кто умер. Я сказала, что не знаю. Он спросил почему. Я ответила, что Пьер мне не все сообщает. Он засмеялся. Потом сказал, что Пьер уже в том возрасте, когда друзья часто умирают. Он спрашивал: «Это случилось неожиданно? Умерла женщина, мужчина?» Спрашивал, в каком лондонском отеле ты остановился. Название? Адрес? Я отвечала, что не знаю. И вообще, я занята, у меня ребенок, у меня ферма.
— Он француз?
— Скорее немец. Или американец.
— Он приехал на машине?
— На такси. От станции. Его привез Гаскон, который потребовал: «Деньги вперед, иначе не повезу».
— Как он выглядел?
— Приятным, Пьер, его не назовешь. Угрюмый. Здоровый, как боксер. Пальцы в кольцах.
— Возраст?
— Пятьдесят. Шестьдесят. Я не считала, сколько у него зубов. Может, старше.
— Свое имя он назвал?
— Он сказал, что это не важно. Что вы старые друзья. Сказал, что вы вместе смотрели футбол.
Я не могу пошевелиться, у меня перехватило дыхание. Хорошо бы встать с кровати, но меня вдруг покинуло мужество. Черт побери, Кристоф, сын Алека, сутяжник, похититель секретных документов Штази, преступник (список претензий к тебе длиннее моей руки), как ты раздобыл мой адрес в Бретани?
Ферма в деревне Ле-Дёз-Эглиз перешла ко мне от семьи матери и по сей день записана на ее девичью фамилию. В местном телефонном справочнике нет никакого Пьера Гиллема. Уж не Кролик ли по каким-то своим тайным причинам подкинул Кристофу мой адрес? Но с какой целью?
Тут я вспоминаю о своей поездке на мотоцикле в 1989 году, зимним беспросветным днем, под проливным дождем, на берлинское кладбище, и сразу все становится на свои места.
* * *
Месяц назад была разрушена Берлинская стена. Германия в экстазе, чего не скажешь о нашей бретонской деревне. А я балансирую между этими крайностями: то радуюсь какому-никакому миру, то впадаю в интроспекцию, думая о наших деяниях и принесенных жертвах, загубленных чужих жизнях, за все те годы, когда нам казалось, что эта стена простоит вечно.
Я пребывал в этом подвешенном состоянии, разбираясь с налоговой декларацией о годовом доходе в бухгалтерской конторе Ле-Дёз-Эглиз, когда наш новый юный почтальон Дени, еще возведенный в ранг месье, не говоря уже о Генерале, приехал не в желтом фургоне, а на простом велосипеде и отдал письмо не мне, а старому Антуану, одноногому ветерану войны, который по обыкновению без толку слонялся по двору с вилами.
Изучив конверт с обеих сторон и решив, что его можно передать по назначению, Антуан доковылял до крыльца, вручил его мне и, пока я читал послание, не сводил с меня глаз.