Было первое февраля. Рассвет занялся унылый, серый, небо было исполосовано перламутрово-белыми прожилками. На улице сильно похолодало, дул порывистый ветер, жадно набрасывавшийся на серые голые ветви деревьев, окружавших печальные руины когда-то величественной усадьбы «Розовая поляна», где жила мисс Ранкин.
В комнате было холодно, когда она проснулась, с карниза крыши свисали длинные ледяные слезы. Окинув взглядом этот унылый вид, она поежилась и с трудом заставила себя вылезти из-под сшитого из разноцветных лоскутов веселенького одеяла. Опустившись на колени перед очагом, стала разжигать сухие ветки, которые Лен собрал накануне. Ее сморщенная желтая ручка долго боролась со спичкой, чиркая ею по шершавой поверхности кремниевого бруска.
Через некоторое время огонь занялся, послышалось шипение вспыхивавших языков пламени и потрескивание поленьев, напоминавшее перестук костей. Постояв немного перед излучавшим тепло очагом, она неуверенно двинулась к ледяному умывальнику.
Одевшись, мисс Белл подошла к окну. Начинал падать снег, редкий водянистый снег, какой бывает на Юге зимой. Он таял, едва коснувшись земли, но при воспоминании о предстоящем ей днем долгом пути в город за едой мисс Белл почувствовала себя неважно, у нее закружилась голова. А потом она открыла рот от изумления, увидев, что внизу, в саду, зацвели японские камелии, они были прекраснее, чем когда бы то ни было прежде. Живые красные лепестки замерзли и стали неподвижны.
Однажды, много лет назад, вспомнила она, когда Лилли была маленькой девочкой, она набрала огромную корзину этих лепестков, и просторные пустые комнаты «Розовой поляны» наполнились их нежным ароматом, а Лилли потихоньку таскала их и раздавала негритянским детям. Вот уже по меньшей мере двенадцать лет как она не видела Лилли.
«Бедная Лилли, она и сама уже старуха. Мне только исполнилось девятнадцать, когда она родилась, я была тогда молодой и хорошенькой. Джед, бывало, говорил, что я – самая красивая девушка из всех, кого он когда-либо знал, – но это было так давно. Даже припомнить не могу, когда я начала становиться такой, как сейчас. Не помню, когда я обеднела, когда начала стареть. Наверное, после того как ушел Джед. Интересно, что с ним сталось? Он тогда просто встал и сказал, что я сделалась уродливой, измочаленной, и ушел, оставив меня одну, если не считать Лилли, но от Лилли не было никакого толку, никакого…»
Она закрыла лицо руками, ей все еще было больно вспоминать, и все же она почти каждый день вспоминала одно и то же, и иногда чуть с ума не сходила от этого, начинала кричать и визжать, как тогда, когда приехал человек с двумя этими болванами-зубоскалами, который хотел купить ее камелии, она бы никогда их не продала. Но мужчина напугал ее, она боялась, что он украдет ее деревья, – и что она сможет сделать? А люди будут смеяться, как всегда. Вот почему она кричала на них, вот почему она ненавидела их всех.