– Дядя, – осклабился Грегори, возвращаясь от мусорной корзины, – как твоя нога? У нас хорошие новости…
– Заткнись, – скрипучим голосом перебил его старик. – Когда я велю Генри что-то сделать, то хочу, чтобы это сделал именно Генри. Может, вы и близнецы, но я умею вас различать. Так что, Грегори, вынь косточку из мусорной корзины, и пусть Генри сделает то, что я ему велел.
Всю жизнь я следил за тем, чтобы все было как положено. Так я содержал свою библиотеку. Так я содержал свою комнату. Так я содержал дом. Я ездил в город и работал. Я ходил в церковь и молился – все точно, как положено. Я думал и действовал так, как мне полагалось. И моя сила как мэра заключалась не во мне самом, а в моих здоровых привычках…
– О, дядя, тебя выберут снова, – бодро вставил один из братьев. – А пока у нас есть для тебя хорошая новость…
– Черт возьми, конечно, меня выберут! – перебил старик. – Я говорю не об этом. – Нетерпеливым жестом он показал, чтобы ему подложили под спину еще одну подушку. – Моя самая большая головная боль – вы двое. Ваш покойный отец хотел, чтобы я о вас позаботился. Но, Господи, что я могу сделать? Я сломал ногу, так уж случилось, вы знаете. И я призвал вас к себе для того, чтобы вы присмотрели за моей канцелярией, пока я не поправлюсь. Черт! Одно дело потерять ногу, но совсем другое – проиграть выборы из-за чьей-то глупости. И кстати, кто-то из вас трогал мой кроссворд на полу?
– Ну да, я трогал, надо же мне было немного развлечься.
– Дядя, у нас хорошая новость…
Но тот уже снова зарылся в одеяло. Гнев его затухал. Он заметил солнечный луч, игравший на спинке кровати.
– Сначала послушайте меня. – Голос его стал печален. – Я прожил хорошую жизнь. – Он повернулся к племянникам. – Но я никогда по-настоящему не развлекался. Ни капельки. Был слишком занят, чтобы веселиться. Я не интересовался женщинами. Не курил, не пил, не руг… Ладно, ругался, но это же не развлечение. И мне никогда не нравился гольф, я так и не смог пройти все лунки меньше чем за девяносто минут. Я никогда не любил ни музыку, ни поэзию, ни… – Он вспомнил о своем кроссворде и надолго замолчал. Его размышления приняли направление, какого не принимали никогда прежде.
Теперь солнце приветствовало его, заглядывая прямо в лицо.
– Господи, ребята! – воскликнул он наконец. – Я никогда не смотрел на это под таким углом! Государственное устройство – это один большой кроссворд! Восхитительно! И, – он резко сел в кровати, – жизнь – тоже! А-а-а-а-а-а! – Он никогда еще так не улыбался. – Прошлой ночью, Генри, я думал, что мог бы еще что-то сделать в жизни, только если бы у меня было две ноги. Но теперь – хромой или