Чтобы как-то боль пригасить, попытался Никита отвлечься, чем-то себя занять. Из кусочков событий, что в памяти зацепились, постарался составить подобие картины минувшего дня.
Что же вчера было? Утром подъём, завтрак, развод. Всё, как всегда, как все последние четыре года. Потом — смена на промке[73]. С выходом на обед. С возвращением с обеда. Потом опять всё ровно, всё по-лагерному, серенько. Снова, как всегда, вкладышей для мешков, которые шили, не хватило. Потому и после обеда почти не работали, больше курили, да чифирили с разговорами. Всё это в памяти отложилось. Даже с деталями, с полным соблюдением хронологии, если таковая в тусклой арестантской жизни всё-таки имеется.
Наконец, и самое важное из всей вчерашней хроники, сквозь чугунную хмарь начало пробиваться. Вспомнилось, как уже после смены, на промке отработанной, вздумалось ему в соседний барак к земляку сходить. Не ради праздного интереса, а по делу — мобильник взять, чтобы ночью отзвониться: друганам на воле, сестре, а, главное, девчонке, с кем телефонный заочный роман во всей красоте силу набирал. В зонах мобильники строго запрещены, но в любом лагере без них жизнь арестантскую даже представить невозможно. Для иного зека нынешнего телефон — вовсе единственная ниточка, которая его с вольной трижды далёкой жизнью связывает.
Теперь уже чётко вспомнилось, как с земляком он накоротке поговорил, даже из его кругаля[74] купца[75] хлебнул, как земляк из курка[76] мобилу достал. С этой мобилой в кармане Никита Тюрин в свой барак и отправился. И всё бы хорошо, да на полпути подвернулся мусор-прапор из дежурной смены, которому приспичило служебную ретивость проявить.
— Осужденный, подойдите!
Всякий арестант на строгом режиме знает, что чаще всего следует после такой команды: непременный вопрос о том, почему он вне территории своего отряда находится и обязательный досмотр-обыск в виде охлопывания, а то и откровенного обшаривания всех карманов.
В последнем Никита в тот момент меньше всего нуждался. И даже не потому, что мобильник, обнаруженный у арестанта, это — стопроцентный залёт с карцером. Другое страшило: телефон в таких случаях мусора всегда забирали. Спалённый телефон по лагерным строгим законам полагалось восстанавливать — возвращать владельцу. Любой ценой. Любым способом. В самое короткое время. Такой поворот для Никиты означал катастрофу. Потому что последние два года (после того, как жена развелась с ним) сидел он, если говорить арестантским языком, на голяках: курил исключительно нефильтрованную «Приму», катран