Он проинструктировал Дениса:
– Подойдите и встаньте лицом к аналою. Я прочитаю молитву, и мы можем начинать.
Денис сделал несколько шагов и встал перед аналоем. Отец Павел расположился слева от него так, что Денис видел его краем глаза.
– Боже, Спасителю наш, – начал священник, – иже пророком Твоим Нафаном покаявшемуся Давиду о своих согрешениих оставление даровавый, и Манассиину в покаяние молитву приемый, Сам и раба Твоего Дениса, кающагося о нихже…
Денис чуть повернул голову и посмотрел на висящую икону. Глаза Божьей Матери и Иисуса были устремлены вперед, но Денис почему-то подумал, что было бы хорошо, если бы они смотрели на него. Это бы ему помогло.
– …величество Твое безприкладное, и милость Твоя безмерная…
Он не слушал молитву.
«Вот бы они смотрели на меня», – думал он.
– …и Тебе славу возсылаем, Отцу, и Сыну, и Святому Духу, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
Священник несколько секунд хранил молчание, затем произнес все с той же присущей ему мягкостью:
– Вы можете начинать, Денис.
Денис начал рассказывать: тяжело, подбирая слова, словно боялся, что если даст волю чувствам, то остановиться не сможет. Он сухо и сдержанно упомянул о своих родителях, не вдаваясь в подробности его взаимоотношений с ними, и сразу же перешел к пожару. Денис и сам понимал, что его речь больше походила на исполнение тяжелой и нежелательной обязанности, чем на исповедь, но это понимание нисколько не помогало. Он стоял лицом к аналою и поэтому не видел стоявшего за спиной священника и не мог сказать, как тот реагирует на рассказ. Денису ежесекундно казалось, что священник захлопнет Евангелие и выгонит его со словами: «Уйди вон, братоубийца!»
– Денис, – тихо проговорил священник, когда тот закончил короткую историю.
Денис чуть поднял опущенную голову, не поворачиваясь.
Отец Павел, видя, что его слушают, продолжил:
– Что вы чувствовали, когда убегали из квартиры?
– Я… я… злился.
– Вы на что-то обижались?
– Да. Я не хотел быть чужим дома, – выпалил Денис и понял, что в этом и была причина его ненависти к брату, а не постоянное навязывание родителями ему ответственности. – Мне хотелось, чтобы хоть иногда что-нибудь сделали для меня. Любую мелочь. Чтобы я понимал, что я им нужен. А вместо этого отец, скотина…
– Денис, вы здесь, чтобы открыть свои собственные грехи, – раздался сочувствующий и в то же время внезапно ставший тверже голос священника.
Денис кивнул, и его злоба словно бы свалилась с него с этим резким кивком. Он несколько секунд помолчал и сказал то, что держал в себе все эти годы, не имея возможности выговориться и избавиться от этого.