«Нет, – раздалось в голове. – Иди и доведи дело до конца. Другого не дано».
Снова тот же голос, и снова он толкал вперед. И раз уж Денис затеял противостояние, то останавливаться было нельзя. И, кроме того, несмотря на свой страх, он отчаянно хотел взглянуть этой сволочи Жнецу в глаза и сказать то, что собирался сказать. Не очень праведное желание, но, как он недавно сказал Анкудинову, он и не Христос.
Нужно было идти, пока сомнения вновь не вкрались в голову, и Денис двинулся вверх.
Алюминиевая табличка с цифрами «24» словно бы кричала: «Ничего не изменилось. Все в силе. И в этом договоре твои чресла зажаты в руке Смерти!»
Денис не стал звонить или стучать. Соблюдать условности не имело смысла. Он просто опустил тяжелую ручку вниз и слегка толкнул дверь внутрь квартиры.
Еще по пути сюда он мысленно расставлял сегодняшние знамения в два столбика. Первый назывался «Знамения против» и состоял из всего того, что не изменилось после посещения часовни: мертвенность дворика, пустота подъезда, сама квартира двадцать четыре. Во втором столбике с названием «Знамения за» было лишь одно, не очень убедительное, предзнаменование – молчание Анку. И сейчас, в проклятой квартире, получалось, что шансы Дениса, в соответствии с законами жанра, стремились к нулю.
«Да ну эти глупости», – мысленно отбросил он от себя ненужные мысли и сделал шаг вперед. И тут же сквозь его тело прошел безболезненный разряд тока, добавив еще одно «знамение против».
Жнец сидел в пустой квартире в ожидании курьера. Он пытался сохранить самообладание, но это у него получалось из рук вон плохо. Проклятый сопляк заставил его понервничать – это стоило признать. Анку слишком расслабился за века своей работы. Он не думал, что человек, в особенности такой тщедушный, каким казался Денис, мог что-то противопоставить самой Смерти. Оказалось, мог. Жнецу вновь пришла на ум сказка про лягушку в горшочке со сметаной. Юнец оказался той лягушкой, которая будет дрыгать лапками, если не оставить ей выбора. Будет дрыгать, пока не выкарабкается.
– Или пока ей не оборвут ее зеленые лапки, – произнес Жнец и рассмеялся, но пустая квартира не отдалась эхом. Вместо этого пыльные стены, словно губка, поглотили звук. Убили его. Здесь все было мертво, кроме самого Жнеца, свеча которого до сих пор горела.
Он видел, что курьер вышел из храма и двинулся в направлении дома Анку. И это был хороший знак. А вот плохой заключался в том, что он не мог влиять на юнца. По какой-то неведомой причине Всевышний внес изменения в пари.
– Это нечестно, Творец! – проговорил Жнец, вскакивая с места. При этом его лицо, словно помехи в телевизоре, рябило, то превращаясь в трухлявый грязно-серый череп, то вновь принимая человеческий облик.