Мы обошли фанзу с обеих сторон и только тогда залаяли собаки. Несколько человек из наших остались на всякий случай, во дворе, а другие, в том числе и я, быстро вошли в фанзу.
Хозяин Фанъ встретил нас посреди фанзы. Его гость, Чжанъ, сидел на кане, держа в руках трубку — мы, очевидно, помешали ему курить опий; лампочка еще горела, и своеобразный удушливый запах наполнял небольшую фанзу.
Ли прямо приступил к делу.
— Кто ты такой? — обратился он к поднявшемуся при его приближении китайцу.
— Моя фамилия Чжанъ, — дерзко ответил тот.
Теперь только я его внимательно рассмотрел: среднего роста, лет 35, коренастый, с широкой костью — он производил впечатление сильного, решительного человека.
— А ты кто такой, — продолжал он, — что врываешься в дом и даже не приветствуешь хозяина?
Но нашего Ли трудно было смутить.
— Ты мне после будешь читать правила вежливости, а теперь отвечай: кто ты такой и зачем сюда пришел?
Тогда в разговор вмешался Фанъ:
— Это Чжанъ, мой побратим, уже лет десять тому назад мы сделали с ним кэ-тоу.
— А где же он был эти десять лет и что делал, если никто из нас его не помнит?
— Я… я… не знаю, — растерялся Фанъ и, обратившись к Чжану, спросил:
— Вы где жили это время?
— Ладно, теперь мы сами с ним поговорим, — сказал Ли, отстраняя Хана.
Ли стал обстоятельно допрашивать Чжана, но получал лишь уклончивые или дерзкие ответы.
— Ну, так ты у нас заговоришь, — сказал рассерженный Ли и приказал положить Чжана на спину на две скамейки так, что пятки его были на одной скамейке, сидение на другой, а средняя часть ног — на весу. Один из наших людей сел верхом ему на нижнюю часть ног, а двое на живот и грудь; руки его связали под скамейкой. Принесли здоровую дубовую жердь и положили поперек на колени Чжана. На концы жерди село два наших милиционера.
Вероятно, боль была очень сильная; но Чжанъ только бранился и уверял, что он «хороший» человек. Тогда на концы жерди село еще по одному человеку. Несмотря на жестокую боль, Чжанъ стоял на своем…
Пришлось позвать остальных со двора. Ли приказал еще двум сесть на жердь — она согнулась под тяжестью трех тяжелых людей на каждом конце; но Чжанъ продолжал кричать о своей невиновности, мешая мольбы с бранью.
Я с ужасом смотрел на пытку — это было мне впервые… Я не понимал, как могут ноги выдержать такой страшный груз.
Наконец, на жердь село еще двое — жердь согнулась почти до полу. Я ждал, что колени несчастного должны в эту минуту сломаться, но Чжанъ страшно закричал:
— Ху-фэй, ху-фэй! т. е. «я хунхуз, хунхуз!»
Пытка тотчас была прекращена, и Чжана подняли; но в первую минуту он стоять не мог. Его посадили, и Ли продолжал допрос.