Сами себя они никогда не называют «хунхузами», тщательно избегая даже произносить входящие в это название отдельные слова (хунъ, ху). Они заменяют их другими словами, а то просто вместо произнесения слов «хунъ» или «ху» дотрагиваются до своих усов или верхней губы, намекая этим жестом на растительность на лице («ху-цзы»). В случае, когда этого выражения нельзя избежать, — они называют себя — «ху-фэй»…
О многом бы еще хотелось расспросить любезного хозяина, но нужно было торопиться домой.
Мы распрощались, уселись верхом на наших коней, которые оказались выкормленными, и двинулись назад в сопровождении того же проводника.
Я задумался, анализируя свои впечатления.
— Ну что вы скажете о хунхузах? — прервал М-о мои размышления.
Я поделился с ним моими мыслями.
— Теперь я расскажу вам то, что обещал, — продолжал М-о, — и это, быть может, дополнит то представление, которое вы составили себе о хунхузах.
Я чувствовал, что услышу нечто не совсем обыкновенное, и поэтому весь обратился в слух и внимание.
— Познакомился я с Фа-фу, — продолжал М-о, немного помолчав, — вскоре после моего приезда сюда. Податью он меня не облагал, — хотя этим меня раньше пугали некоторые мои знакомые, когда я собирался ехать сюда.
Я несколько раз приглашал Фа-фу к себе обедать. Однажды после обеда он обратился ко мне на своем русско-китайском языке, который все мы здесь употребляем в сношениях с китайцами:
— Ну, капитана, теперь тебе хочу — положи стол на верху шибко много золото; окошко совсем открывай два-три солнца — бойся нету; один копейка пропади нету!
— Почему так? — спросил я, улыбаясь, приписывая его экспансивное состояние сытному обеду и двум-трем рюмкам подогретой китайской водки, от которой старик не отказывался.
— Почему? Потому, теперь тебе, моя — игэянъ братка!
Особенного значения его словам я не придал; но все-таки был доволен тем, что лесные работы шли, как по маслу, без всяких задержек со стороны хунхузов.
В это время мне удалось приобресть вот этих двух серых коней. Правда, хороши? Я ими очень дорожил…
Однажды утром меня разбудил испуганный конюх и доложил, что «обоих коней свели!».
Огорчило это меня ужасно, и я тотчас разослал своих людей во все стороны в поисках за конями. Но розыски не привели ни к чему: кони как в воду канули…
Долго я прикидывал и так и этак, — кто бы это мог сделать? И решил, наконец, что это — работа хунхузов.
Дня через три встречаю своего «друга» Фа-фу и говорю ему:
— Как же ты уверял, что у меня ничего не пропадет? Вот, твои хунхузы увели у меня лучших коней!
Фа-фу так и загорелся: