Толпа начала редеть, а Маша все стояла и смотрела на балкон, на колонны. Оттуда должен выйти Тимофей. Он может спасти Василия, если того арестовала новая власть.
Но Гривцов как будто провалился сквозь землю.
У Варваринской площади послышалась стрельба. Люди заторопились домой...
Маша вздрогнула от близкого удара колокола Уткинской церкви. Перекрестилась и пошла, сопровождаемая торжественным перезвоном, за которым стала совсем неслышной дальняя перестрелка.
На углу Базарной улицы Маша испуганно прижалась к стене магазина – мимо нее провели арестованного, лысого, болезненного мужчину. Конвоиры, щеголеватые гимназисты, подталкивали его в спину револьверами.
«Вот так и Васю где-то гонят, – с ужасом подумала Маша. – А за что? Ну, большаки, говорят, шпионы немецкие, а вить Вася кривушинский сызмальства».
А над городом все шире расплывался торжественный перезвон колоколов, словно ими, как оркестром, повелевал дирижер, стараясь оглушить обывателей.
...Парашка встретила Машу у ворот.
– Чего так запыхалась?
– Ой, Параша, боязно мне штой-то... Еще какую-то новую власть поставили.
– По мне, любую власть ставь, только баб не трожь.
– Тебе-то все равно – мужа нет, а у меня вся душа изболела. Где он, что с ним? Вить встречать шла...
– Все обойдется, встретишь!
– Тимофей обещал рассказать про Васю, да теперь к нему не приступишься, с новой властью ходит.
– Ему не так новая власть нужна, как новая баба. – Парашка злобно скривила губы. – Придет обязательно... Барахлишко-то его у меня.
– Скорей бы.
– Успеешь... Слышишь, как жена соседа убивается? Только што увели ее мужа. Комиссаром он был в Чеке.
Маша прислушалась. Рыдания были едва слышны, а над городом плыл переливистый звон церковных колоколов.
– Ишь как Пашка, звонарь с Архангельской, угодить старается господам офицерам... Ишь, ишь, прямо плясовую отдирает!
– Душно тут. Пойдем, Параша, к тебе.
– Пойдем, да только и там прохлады чуть. Припекает солнушко, как перед светконцом.
5
Как села у окна, так и просидела до поздней ночи. Хозяйка уже спала. Маша чутко прислушивалась к каждому звуку, доносившемуся с улицы.
Мимо дома по мостовой громыхали телеги, пьяные мужики распевали похабные частушки. Мелькали в темноте искорки папирос, за углом надоедливо долго гоготала женщина... Но вот цокот копыт замер у ворот, и две темные фигуры отделились от извозчичьей пролетки.
В груди у Маши захолонуло. Она прибавила в лампе свет, поправила волосы.
Веселый голос Гривцова, обращенный к кому-то, словно подхлестнул Машу. Она кинулась к двери в надежде увидеть Василия.