Кривушинский поп, отец Михаил, услышав Юшкины прибаутки, сказал ему на исповеди:
– Ты, Ефим, грешник по неразумению своему, да простит тебя господь. Брось, Ефим, балагурство непотребное, брось.
Ефим не растерялся:
– А как же я жить-то буду, отец Михаил? Мне без шутейного слова никак нельзя, веревка в глаза лезет. Да и ты не станешь самоубивца отпевать. Знать, терпи уж, отец Михаил, греховность мою, молись за меня. Мне недосуг за себя и бога-то попросить!..
– Иди, иди, греховодник, меня в грех не вводи!
...Однажды летом какой-то проезжий мужик нечаянно задел осью за угол Юшкиной хаты. Глыба трухлявого самана легко подалась и отвалилась вместе с оконцем. Мужик слез с телеги, стал на колени и умоляюще сложил руки на груди – сейчас прибежит хозяин, убьет.
А Юшка высунулся в пролом и осклабился:
– Что, едрена копоть, на колени встал? Меня жалко стало? Цеплял бы всю хату – и набок! Давно собираюсь поцыганить по белу свету, да коняки нету. Ось-то цела?
Удивленный мужик перекрестился, встал, оглядел ось.
– Цела, – обрадованно улыбнулся он.
– Ну, вот и хорошо! – Юшка вышел наружу и подошел к мужику. – Значитца, брат, раскошеливайся, – и протянул руку.
– Сколько же?
– Сыпь на бедность, не жалей!
Мужик вынул кисет, порылся в махорке... В заскорузлых пальцах засверкал полтинник.
Юшку облепила плачущая детвора, у пролома причитала Авдотья.
Мужик поглядел-поглядел на детвору и снова сунул пальцы в махорку.
На растопыренной ладони Юшки оказалось два полтинника.
Когда телега скрылась за соседним домом, Юшка кинулся к жене:
– Авдотья! Мать твою бог любил! Да тут и на полусапожки Манюшке и на платье! На барахолке укупить можно. Угол я коровяками да глиной заделаю, а без окна нам еще теплее будет! Подлинней бы делали мужики оси да почаще цеплялись за мой угол.
Работал Юшка и караульщиком в церкви. Копал могилы. Как-то летним душным вечером он докапывал могилу, сбросив со своего тощего тела промокшую от пота рубашку.
Мимо ехала барская коляска. Увидела барыня Юшкину худобу, вылезающую из могилы, – так и повалилась в обморок. Кучер пустил лошадей в намет... Догадался Юшка – выскочил на дорогу да вдогонку с улюлюканьем. Потом на канаве рассказывал – все со смеху попадали.
...Зимой Юшкину саманку заметало от канавы вровень с крышей. Дверь Юшкиной избы, похожую на лаз в конуру, по утрам откапывали соседи, за что он притворно ругал их: «Вить как тихо, тепло было в избе! Бог позаботился об рабе об своем, ухетал келью его, детишков спрятал от буйных ветров, нет, на тебе, пришли добрые соседушки, выкурили бедного Юшку из избы».