— Вот тут перевод Вася… Я тут это… политинформацию готовил, вот и заказал иностранную прессу… Гм… Нам пока вылетов мало надо бы нормально политучебу налаживать…
— Мда-а…
Машинописные строки сперва расплывались перед глазами, но Василий Иванович, усилием воли заставил себя вчитаться в текст…
"По сообщению собственного корреспондента… успешный командир авиационного дивизиона, отмеченный многими польскими и иностранными наградами… в рукопашном бою с немецкими агентами прямо на аэродроме… успев застрелить несколько врагов…"…
"Эх, и старый же я дурень! Эх, Пашка-Пашка… Шило в дупе, голова садовая! Так вот куда тебя нелегкая судьбинушка-то занесла… А, я-то все гадал, где же ты у нас теперь выплывешь…"
Петровский читал, а лицо его все больше каменело. Из статьи следовало, что этот американский парень известный в Штатах автогонщик вместе с другом, демобилизовавшись из резерва американского Авиакорпуса, поехал во Францию, а вот потом… Какая-то не до конца понятная полковнику мысль звенела в мозгу натянутой струной, пока Вершинин не отвлек его…
— Ты Вась, того… Нэ журысь, давай… Не погиб же он — в плену, вон, отдыхает. Да, может, это и не он вовсе… Может, ошибаемся мы, а?!
— Прямо сейчас поклянись мне Серега, что обо всем этом, как верблюд монгольский ты до гроба молчать будешь. И что любому в лицо плюнешь, кто тебе станет про это спрашивать и рассказывать. И запомни… Даже если мамке своей сболтнешь, ты мне больше не друг, Ильич!
— Да ты чего, Вась? Да я же…
— Верю… Не первый уже год с тобой вместе служим. Но свое слово коммуниста ты мне все-таки прямо сейчас дай.
— Иваныч я, конечно, все понимаю… У нас тут и без "Донжуана" секретов полно. И ты не просто так от него в бригаду письма те "испытательские" привозил. Я все это уже давно…
— Вот и не болтай зря, комиссар! Даешь слово коммуниста?!
— Ну, даю…
— Без "ну"…
— Ладно, Василий. Слово коммуниста. От меня это никому не уйдет. Чего делать-то будем?
— Ничего… Как тащили мы с тобой, Серега, службу, так и дальше потащим. Что рассказывали о нем, то и снова повторим.
— Вась, так он вроде того уже. В плену… Может уже всё там с ним?
— Заладил, понимаешь! "В плену", да "в плену"! Да хоть хрен в дыму! Не смей об этом трепать и все!
— Ну, а если кто другой его по такой фотографии узнает?
— Последний раз тебе, комиссар, повторяю. Плюнь тому в рожу, а за клевету на советского летчика, и за фашистскую провокацию, особистам сдай ту бестолочь. Сам сдай… Понял меня?!
— Да понял я, понял! Ну, а если немцы сами его расколют да нам же, уже как предателя и выдадут, тогда что?