Но как же отличить достоверную информацию от ложной? Несмотря на то что следственные показания используются историками более чем активно, методология работы с этим видом источников, как правило, остается непроясненной. «По этой теме… мы никогда и ничего не поймем», — меланхолично писал в 1997 г. в своем лекционном курсе «Источниковедение истории советского общества» В.В. Кабанов[836]. Двадцать лет спустя изменилось немногое: в подавляющем большинстве современных пособий по источниковедению отечественной истории новейшего времени следственные показания даже не упоминаются в качестве отдельного вида источников[837], что наглядно свидетельствует о все еще царящей в научном сообществе методологической растерянности. Немногочисленные специализированные издания, посвященные источниковедению деятельности советских органов госбезопасности, дают общую характеристику состава и информационного потенциала архивно-следственных дел, однако, как правило, не описывают методологии работы с этим видом исторических источников[838]. В свою очередь, подавляющее большинство исследователей, работающих со следственными показаниями, оценивают их достоверность интуитивно, с позиций т. н. «здравого смысла», то есть априорных представлений о том, что может, а что не может быть. Хотя подобный подход к оценке достоверности информации вообще распространен среди историков[839], его методологическая уязвимость более чем очевидна. Вне всякого сомнения, интуитивная оценка исследователем достоверности содержащейся в источнике информации может оказаться верной — однако строгие научные нормы требуют не полагаться лишь на авторитет.