— Земля наша, — прорывалось громко слово, перелетало от одного к другому и снова перекидывалось назад: «Земли нет».
Который раз читают, а всё нет.
— Землееды, несчастные! — с презрением смотрел Васька на задки шапок, волосатые затылки и широкие мужицкие штаны перед собой: умный и без земли проживёт. Тут свободу дают, жизнь человека прахом пойдёт, дело разорять, а им только бы земли.
— Бей жидов! — выкрикнул сзади знакомый хриплый голос.
Толпа ответила: — бей! — вяло, неохотно и снова загудела о своём — земли, земли, земли….
— Что, брат, не выгорает?! — посмеялся Васька, радостно ударяя по плечу сыщика Шаманина, протискивавшегося вперед, прочь…
— Не сегодня, так завтра, — беспечно ответил тот: — валяй с нами, сейчас по городу пойдём. Или тебе нужно девок сторожить, хозяйкино добро боронить! — отплатил он насмешкой: все равно разгромим.
— Разгромите? — Васька потемнел и вдруг загорелся: а черт с ней!
И. проталкиваясь вслед за Шаманиным, он уже вторил «бей жидов!» своим молодецким унтер-офицерским басом.
Они поспешно прошли задами на сумрачный желтостенный двор полицейского управления.
У заднего крыльца, грязного, захоженного, дожидалось несколько человек: здесь все были знакомы, кто по дому, кто так, — городовые в формах и штатском, сыщики и простые жулики.
— А! Девкин пастух!
— Василию Ивановичу!
— Тепло ли живётся с Авдотьей распрекрасной? — посыпались приветствия.
— Детки как? Нет ещё? Надо к Серафиму Саровскому. Помолись, и наследничек будет.
Васька отстреливался, точно из пушки палил солдатскими словами.
— Ну, Авдотья, держись! Ты мне за это поплатишься, — обещал он себе.
Исчерпался и этот предмет разговора.
Выступила скука ожидания. Рты сводились зевотой. Сидевшие по стене отбивали дробь сапогами.
— Ждём чего?
— От губернатора приказаний нет, насчёт шествия.
Наконец! Невидимая сила распахнула двери, все подтянулись, Васька напряг мускулы груди, как в полку, — на крыльце показался сам полицмейстер, тучный офицер с кавалерийским просветом между выгнутых ног.
Закручивая усы, он взглянул сверху и по старой гвардейской привычке процедил:
— Сво-лочь-то ка-ка-я! Слу-шать! Жидов и революционеров громить разрешается! Но-о! воровать с оглядкой и… грабить с рассуждением. К соседям лапы не запускать. Ошибки не допускаются. Расходиться по первому приказанию. Слышали. А то…!
— Так точно, Ваше Высокоблагородие! — по-военному враз рявкнули полицейские, но вольные дружинники внесли разноголосицу, кричали зря, кто тянул, кто лаял.
— Ответить начальству не умеют! Патриоты! Дать им портреты и флаги!