— Айда ко мне! — крикнул он вдруг.
Между чинами произошло замешательство.
— И с портретом, — разрубил их затруднение Васька. — Казённое добро в огне не горит, в водке не тонет.
— И то правда, завтра опять пойдёт, так в участок не тащить.
Остатки манифестации отправились на край города. Шествие было унылое. Чтобы флаги не болтались, их обмотали кругом шестов и несли плечо в плечо, как санитары носилки. То передний, то задний отступался на скользкой, размокшей дорожке, хлопался и увлекал товарища. Босяк, с которого сняли пиджак, чтобы прикрыть портрет, трусил сзади, даже надежда на выпивку не могла согреть его: в рубашке, без жилета он жалко дрожал под порывами мокрого ветра. Портрет скользил из грубых полицейских рук и грозил упасть в грязь.
— Ишь, проклятый, какой неловкий.
Редкие прохожие, бежавшие под дождем, завидев эту необычную процессию, соскакивали с тротуара вниз в воду, мчавшуюся потоками под гору.
Один Васька шёл уверенным, порывистым шагом. Мысль его тяжело, но усиленно работала. То и дело прорывались крепкие словца:
— Баба старая!.. Погром к ночи заказывать!.. Слушайте, а то!
— Куда? Не узнал?
Васька сердито вернулся. Товарищи смеялись, нетерпеливо переминаясь.
— Ай да вышибала! Дома своего не знает! Господин городовой, как пройти, ха-ха.
— Темнота кромешная, — буркнул недовольно Васька, и заперто чего-то — дёрнул он за ручку.
— Спят красавицы.
— А вот мы их побудим — и компания начала трезвонить, колотить кулаками, стучать ногами.
— Васька, ты? — послышался торопливый голос Авдотьи: сюда, сюда, двором.
— Это что за новости?! Полиция всех сортов пожаловала, и наружная, и сыскная, а её с заднего хода!
— Открыть парадный и украсить флагами, — начал ломаться Шаманин, но дождь так приударил, что остальная компания, не слушая его, двинулась в подворотню.
Пришлось с трудом протаскивать флаги, возиться с портретом, топтаться по лужам на дворе, вместо того чтобы попасть в ярко освещённый зал с полуголыми девушками, выпить водочки, — нет, это было невесело. Но Васька точно обрадовался; будто решение нашёл, когда, натолкнувшись в темноте на мокрую, дрожавшую хозяйку, он схватил её, начал трясти, а она отбивалась и кричала жалким бабьим голосом.
— Ты что? Я пришёл, мои гости пришли, а у тебя…
— Забастовка у нас, — наконец удалось выкрикнуть Авдотье.
— Забастовка?
— Забастовка, батюшки. Уже я ждала, ждала несчастья, думала, погром, а оно вот что — девушки забастовали.
— Да какая у тебя может забастовка быть? Не фабрика.
— Такая, батюшка. Заперлись, гостей не пускают, а меня с Титовной целый день работать забастовали, мыть их, окаянных…