Лена, конечно, не заметила десятки глаз, наблюдающих за нею – за тем, как она криво паркуется, опасливо выходит из машины, трижды, страховки ради, запирает ее с ключа, а потом все равно возвращается, чтобы подергать ручку двери. Не заметила она и тайных троп, оттекающих от основного прохода через каждый десяток метров – она и теперь-то выхватывала их взглядом не без труда. И, конечно, она не заметила Витю.
Наверное, Витя пытался обратить на себя внимание гостьи с самого начала, но так, чтобы ее не напугать: мелькал то впереди, то сбоку, покашливал, принимался напевать Грига, с трудом перекрывая вороний грай, а когда Лена, воображавшая, что движется очень осторожно и осмотрительно, наконец слышала или видела что-то неожиданное для себя и замирала, как суслик, Витя понимал, что она таки готова запаниковать, и ускользал к следующей точке возможного рандеву.
Лена поняла это задним числом, сопоставив итоговые впечатления с огрызками первоначальных, в которых все-таки застряла синяя спецовка и еле слышные хрипловатые распевы. Она бы, наверное, так и тыкалась в груды мусора, беспомощно озираясь, – если бы не догадалась идти на густой дым. Витя, отчаявшись, прибег к самому верному способу: откочевал к ближайшему кострищу и раздул огонь пожирнее. Лена ожидаемо вывалилась на поляну, как обалдевший мотылек на дачное окошко, пару секунд торопливо соображала, следует ли бояться бомжеватого дедка, поочередно кормившего костер из нескольких довольно аккуратных куч, а потом все-таки поздоровалась. Бомж ответил с улыбкой первоклассника, открытой и беззубой, и Лена перестала бояться.
– Простите, – сказала она, сдвинув маску и почти не удивляясь глупости произносимого, – я Саакянца ищу. Степан, мне сказали, он…
– Кареныч-то? Здесь, да, – сказал бомж, не двигаясь с места. – Но это идти надо, не очень далеко, но…
– Пойдемте, – сказала Лена.
Она сама не очень представляла, зачем приперлась сюда и к чему ей Саакянц, тем более нынешний. Лена и былого сто лет не вспоминала, и, когда он хозяином половины мира был, не лезла к нему ни под руку, ни куда еще, хотя он, наверное, был бы рад и благодарен так, как умел в те безудержные времена. Не дура же Лена, понимала и чувствовала такие вещи.
Будь Саакянц по-прежнему в силе, Лена бы, конечно, к нему не отправилась. Разве что ради Саши, потребуйся ей что-нибудь. Ну или ради Митрофанова – в предыдущей, естественно, жизни. Но теперь визит к царю мусорной горы, потерявшему все, а потом еще раз все и всех, почему-то казался Лене одним из долговых обязательств, закрыть которые необходимо до смерти, иначе не то что в рай – в гроб не пустят.