Лена дернулась, Митрофанов уточнил:
– Дело как раз их то есть. Тут-то все как положено: возбудят, найдут, предъявят, посадят. И чего его искать-то особо: кто в кресле главы сидит, тот и виновный, схема отработанная. Но вам-то это точно не надо, так?
– А тебе? – неожиданно для себя не выдержала Лена.
Митрофанов, кажется, тоже удивился, но продолжил в той же тональности рабочей взаимоподгоняющей дискуссии:
– Мне тем более, но я к этому уже сейчас готов.
– В смысле?
Митрофанов показал, что дальше будет понятней, и продолжил:
– Суть в том, что твои ребята ставят на полную ликвидацию возможности такой отсрочки. Поэтому доводят ситуацию до стадии, на которой внутрь уже ничего не загнать. Это стадия у нас уже под носом. Я, честно говоря, думал, что точка невозврата пройдена – вот этим… Когда траванули полгорода, и, что существеннее, митингом потом. Но на федеральный уровень это почему-то не вышло, смогли задавить, мне Салтыков, собака, даже обосновал, почему это важно…
– Ты на этом месте его послал? – догадалась Лена.
Митрофанов повел плечом.
– Да не послал, хотя надо было. Ровно разошлись. С другой стороны – ну, он прав, я же сейчас, по сути, к его логике и откатился. Но, зараза, как погано… Ладно.
Надо было дать ему выступать дальше, но Лена уже не могла сдержаться. Она спросила:
– А Юрченко на этом же споткнулась? Ты начал буянить, что надо прямо сейчас ставить вопрос перед губером и так далее, а она вместе с Салтыковым стала уговаривать не подставляться, пусть кто-нибудь другой?
– И это в том числе, – сухо сказал Митрофанов.
– И ты теперь понимаешь, что она права, и жалеешь, да? – предположила Лена. – Не плачь. Поманишь – вернется.
Митрофанов поменял местами ноги и небрежно ответил:
– Не вернется, всё. Сына, говорит, здесь не оставлю, ну и сама заодно… Проехали. Или ты еще хочешь об этом поговорить?
Лена показала, что ни в коем случае, а себе забила как-нибудь подумать об этом: у Юрченко сын, и она его увезла. Отсюда. Сейчас увезла, хотя могла дождаться чего-то и увезти уже пусть не на Багамы, но в Лондон какой-нибудь – вернее, могла рассчитывать на это. Непросто все у всех.
– Тогда я про точку невозврата, – упрямо продолжил Митрофанов. – Это твой махач с ментами, стопудово. Это штука, которую, если выскочит в паблик, загнать и затаить невозможно. Силовики такое не забывают и не прощают.
– Ну почему же, – сказала Лена, – вот эти два силовика охотно бы все замяли.
– Они – да, – согласился Митрофанов. – А их начальство – ни в коем случае. Оно самих этих гавриков отмудохает и выкинет, но тех, кто посмел руку на мундир поднять, тем более урыть должно. Главное правило ментовской работы, ну и вообще для власти, хотя какая уже разница последние пятнадцать лет-то. Они должны держать всех в страхе и размазывать всякого, кто попробует покуситься или просто хвост поднять, в слизь и брызги. Даже сами когда нафантазируют, что кто-то там посмел, а на самом деле чуваки просто цветочками махали, все плохо кончается. А тут, прости, Лен, но ты реально пистолет отбирала и морду ментам била…