– А что, не нравятся? – интересуется мой собеседник.
– Дом жуткий, – невежливо отвечаю я. – Девушка супер. Собаки – вообще слов нет. Только вы во всем этом смотритесь как карандаш в заднице. То есть, очень неорганично. Зачем вам это все?
Гоша с Сергеем Павловичем переглядываются, и вдруг принимаются хохотать.
– А ты говоришь – врут! – резюмирует Сергей Павлович.
Отъезд из этих гостей я не забуду никогда.
«Внезапно» выясняется, что и Гоша, и Сережа успели довольно изрядно выпить.
Я порываюсь вызвать себе такси, но эту идею встречают дружным смехом.
– Поехали, – говорит Сергей Павлович, – заодно в город нас отвезешь. Ты ж трезвая?
На площадке перед домом стоит автомобиль-легенда 90-х – «Мерседес» 600.
Надо заметить, что я в этот период своей жизни езжу на «Жигулях» 6-ой модели. То есть, управлять ничем подобным не умею совершенно.
Товарищи вместе с шедевром Узиэля Галя усаживаются на заднее сидение. Настроение у них превосходное. Я с опаской залезаю на водительское место.
Мне неудобно, страшно и неуютно.
– Да не бойся ты! – ободряет меня Гоша. – Он же железный, чо ему будет…
Шедевр баварского автопрома урчит как крупная хищная кошка. Выбравшись на шоссе, я еду в крайнем правом ряду и в состоянии чрезвычайной настороженности. Еду медленно. Настолько медленно, что, завидев крадущийся вдоль обочины лимузин, нас тормозит автоинспектор. Только тут я соображаю, что прав у меня нет.
– Где документы на машину? – спрашиваю я.
– А черт их знает, – слышится с заднего сидения.
Выбора у меня нет. Я выхожу из машины, и произношу следующие слова:
– Дяденька милиционер, простите меня. Я в безвыходном положении. Мы отмечали день учителя. У меня нет прав и документов, машина это не моя, а на заднем сидении – два нетрезвых мужика с пистолетом. Пожалуйста, можно я поеду домой?
Эту речь оба друга припоминали мне несколько лет.
Нас, конечно, отпустили. Инспектор поправил свое материальное положение, я впала в ярость, и оставшуюся часть пути проехала очень быстро…
Остановившись возле дома, я оставила своих жизнерадостных попутчиков на заднем сидении, сообщив, что с такими недоносками мне прежде встречаться не доводилось, и что вести себя подобным образом могут только асоциальные ублюдки. Вслед мне доносился счастливый смех…
Между тем днем и смертью Палыча пройдет больше 15 лет.
Все эти годы у меня будет человек, к которому можно приехать среди ночи, потому что все внезапно рухнуло, и, не стыдясь, не «держа фасон», неприлично в голос порыдать, рассказать все самое страшное, горькое и дерьмовое, не боясь «потерять лицо», получить рюмку ледяной водки из морозилки и неглупый совет о том, как жить дальше… Человек, с которым можно до слез хохотать над какой-нибудь неприличной ерундой и спорить, например, о Достоевском (да, в местах лишения свободы бывают библиотеки!).