Звали его Дима. Полюбил он меня в каком-то смысле «за компанию». Дело в том, что его друг Жека полюбил мою белобрысую подругу Ирку. Полюбил он ее за банты немыслимого размера и гольфы «с больбошками».
У меня ни бантов не было, ни гольфов, но тут, как говорится, уж ничего не поделаешь. Любовь – лютая вещь. Особенно – в семь лет.
Надо сказать, что с самого начала Димины чувства внушали мне недоверие. Ну, вы помните, что такое настоящая любовь? Любивший меня по-настоящему мальчик Сережа однажды так огрел меня по спине портфелем, что у портфеля оторвалась ручка, а на спине остался синяк размером с портфель. Дима ни разу не сделал ничего подобного. Он его за мной нес. Это я все про портфель. И сменку – нес. И за косу – ни разу. И снежком в спину – ни боже мой. Он молча шел сзади и страдал. Помнится, мы практически не разговаривали. Я была бы не против, но он не проявлял инициативы. В конце первого класса он посвятил мне стихотворение. Потом – пьесу (он играл на пианино).
Потом мы переехали. На соседнюю улицу.
Далеко, в общем.
Дима появлялся с периодичностью раз в полгода. Лет в 13 впервые принес цветы. Дальше – приносил регулярно. Один раз я была у него в гостях. В моем доме не было пианино, а Дима посвятил мне то ли симфонию, то ли рапсодию. Пришлось идти слушать. В ту пору нам было уже лет по 16. В это время уже начинаются «всякие глупости» типа поцелуев и прочей ерунды.
Ничего похожего.
У Димы дома нас ждал верный Жека. Меня усадили на стул, и я выслушала рапсодию под немигающим Жекиным взглядом. Мне показалось, что смотрел он на меня с осуждением. Потом друзья проводили меня до дома. Жека тактично отстал, а Дима поцеловал мне руку. Встав на одно колено. На оплеванный пол в подъезде. Я не вру.
Потом у меня случилась первая любовь. Со всем антуражем, включая драмы, расставания, истерики и катастрофы.
Дима появлялся раз в полгода. С цветами и нотами. Читал чудовищные стихи собственного сочинения, посвященные мне. Иногда с ним приходил Жека. Выражение на Жекином лице делалось все более укоризненным. Дима сидел у меня 15 минут, неизменно отказывался от чая, и уходил, опираясь на сочувственный Жекин взгляд, как инвалид на костыль. По пути они о чем то перешептывались.
Еще полгода. Еще одна рапсодия. Еще пачка листов с аккуратными строфами. Незадолго до своего замужества я решила, наконец, объясниться. Мне повезло. Он пришел без Жеки.
– Вот что, Дима, – сказала я, – нам надо поговорить о наших отношениях.
Дима побледнел. Уронил цветы, стихи и ноты. Кинулся к двери. Несколько раз ударился о косяк, сражаясь с замком. Вылетел на лестницу. Через полгода он не появился. И через год… А потом вообще родилась Лиза и стало как-то не до того.