Его мама увлеченно болтает по телефону, и собака уже совсем близко, и я тихо говорю:
– Не советую.
Ребенок замирает и смотрит на меня. На собаку. На меня. На собаку. Наконец задает вопрос:
– Она кусается?
– Еще бы. Если бы ты спал в углу на остановке со снегом на носу, а тебя внезапно разбудил бы человек в синем комбинезоне, ты бы тоже кусался.
– Какой человек? – спрашивает ребенок.
Это хороший вопрос. Резонный.
– Приличный человек в синем комбинезоне и красной шапке с помпоном.
– Это я, – зачарованно говорит ребенок.
– Это ты, – подтверждаю я.
– Что ты там делаешь?! – кричит опомнившаяся мама. – Куда ты лезешь, кретин?! Автобус идет, а он лезет!
В автобусе мы сидим рядом. Мама продолжает ругать непутевого сына, а тот поглядывает на меня хитро. А потом, дождавшись паузы, говорит:
– А вот я никогда не плачу…
Они выходят остановкой раньше, у детского сада, и я машу им из окна, но они меня не видят сквозь запотевшее стекло.
* * *
И вот бежишь, бежишь, торопишься…
Старт-финиш, старт-финиш… Дом – работа – Новый Год…
Добежал, вскочил, выскочил, влез, припарковался…
Парень и девушка стоят на газоне у детского корпуса Онкоцентра. Обнимаются, как положено… Что-то не так. Что? Застываю, думаю с минуту. Мамочки, да им же трава по колено, и пахнет так, как пахнет в июне, и одуванчики из солнц превратились в луны, и снег сошел сто лет назад, и лужи высохли, и ветер тугой и мокрый, как перед грозой… Лето. А я и не успела…
И поднимаю голову, и смотрю вверх, и говорю:
– Привет, Бог! – И первые тяжелые капли падают на лоб. – Хорошо, что Ты меня слышишь, Господи…
– Слышу, слышу… Ерунды много болтаешь, а так – слышу…
– Господи, помоги…
– Знаю, знаю кому. Постой, помолчи, а я тебя дождичком сбрызну. А то эвона, глаза на ниточках…
* * *
А вам не приходило в голову, зачем вы вообще снимаетесь с места?
Изначально эта запись была сделана в Люксембургском саду, под раскидистыми липами, на железном, но до странности удобном стуле, в один из последних дней июня в ветреном городе Париже.
Итак, ради чего вы снимаетесь с места, покидая свой угол, оставляя на произвол прихотливой судьбы кота, фикус и канарейку, какие бы формы они ни приняли в каждом конкретном случае?
Да, путешествия, несомненно, расширяют кругозор.
С той же бесцеремонностью, с которой стоматолог, непринужденно насвистывая, «расширяет» вашу многострадальную пасть, прежде чем приступить к своим устрашающим манипуляциям.
Надо сказать, путешествия церемонятся еще меньше стоматолога.
Вокзалы и аэропорты с суетой, толчеей и одинаково мерзким кофе, где бы его ни варили – от Осло до Кейптауна.