– Нет, – говорю, – вы не угадаете, зачем я пришла. Мне нужна игра PURE, это гонки на квадроциклах.
– Этого не может быть, – говорит продавец.
Зачем-то я рассказываю ему о четырнадцатилетнем мальчике Саше, который лежит в отделении онкогематологии в одном боксе с моим годовалым подопечным Нураном и с восторгом листает журнал про эти самые игры.
Продавец ведет меня через Горбушку к прилавку, где мне продают игру. Я благодарю, а он сует мне в руки Миядзаки.
– Сколько с меня?
– Это подарок.
Я не то что польщена была, а как-то неимоверно горда. Со спины меня можно принять за любительницу слезливых российских сериалов. При беглом осмотре – за любителя Пуаро. При пристальном взгляде – Миядзаки.
Это ли не орден, спрошу я вас, дамы и господа?
* * *
Третьяковка. У картины Фалька «Красная мебель» стоит и сидит на полу детская студия. Учащимся лет по пять-шесть – не больше.
Педагог: «Что вы видите на картине?»
Молчание. Кубизм, сложно…
Жестом фокусника гениальная преподавательница вытаскивает из сумки коробку из-под сахара. Показывает:
– Что это?
– Коробочка!!! – отвечает хор.
Педагог рвет коробочку на части, складывает и показывает изумленной публике.
– А так?
После секундной паузы хор завороженно произносит: «Коробочка!»
Потом кто-то оборачивается к картине и шепчет потрясенно: «Столик…»
Второй, с восторгом узнавания: «Стульчик…»
Роберт Рафаилович Фальк, мне кажется, был бы рад.
И это – о любви к прекрасному…
* * *
Особое, тихое удовольствие – выйти из дому за минуту до половины восьмого, чтоб увидеть, как гасят поутру фонари и мир из лимонно-желтого становится жемчужно-сиреневым.
Есть какая-то меланхолия высшей пробы в этой смене освещения – словно некто оформил декорации специально к твоему неторжественному, неуклюжему и нелепому появлению на сцене.
И проходишь мимо восхитительных снежных кулис и выходишь на авансцену, к погасшим софитам и разошедшейся публике.
И сказать тебе нечего, да и не ждут от тебя ничего… Постоял, да и иди себе на автобусную остановку…
Там, на остановке, спит под лавкой в тихом углу лохматая собака, две старушки привычно ругают погоду и цены, молоденькая мама тащит за шарф ребенка лет четырех и чем-то вроде детства пахнет от мокрой шерстяной перчатки…
– Не жри снег, идиот! – кричит мама.
Краснощекий «идиот» смотрит лукаво и нежно, прячет за спину кулачки и боком подбирается к собаке. По лицу видно, что у него полно интереснейших планов, и, если повезет обмануть мамину бдительность, то новую порцию снега удастся съесть прямо с апатичной песьей морды.
Она права, нельзя есть этот снег. Это совсем не тот снег моего детства сорокалетней уже давности, который так здорово было обсасывать с варежки… Это ядовитый, грязный снег, но я почему-то болею за «идиота».