— Что? А как же мама? А как же дедушка?
— Мама будет на работе. Ее трудовой процесс интенсифицируется. А услуги дедушки не понадобятся. Я возьму на себя их роль послешкольных попечителей.
— А меня ты не спросил. Ты все переменил, а меня не спросил. Как когда вы решили уехать из Нью-Йорка и перебраться сюда. В этот жуткий отстойник.
Сметя свой ужин со стола на пол, Хадсон принялся вопить — сначала на меня, но затем более обобщенно. Руководствуясь личным опытом, я мог себе представить, что он чувствует. Поначалу он совершенно не контролировал себя. Затем осознал нерациональность своего поведения, однако остановиться не мог — словно заевший бензонасос.
Какой помощи от взрослого я хотел бы на его месте? Мне требовалось предоставить Хадсону повод остановиться. Это означало устранение самой причины изначальной проблемы. Причины, состоявшей в изменении протокола родительской опеки, каковое изменение я представил в неуместно радикальном свете.
— Изменение обсуждаемо, — заметил я, повысив голос, чтобы сын мог меня услышать. Я решил повторить тезис. Хадсон вопил что-то бессвязное, я выкрикивал свою мантру, а ужин Хадсона был по-прежнему разбросан по столу и по полу, когда вошла Рози.
Похоже, какая-то доля Хадсонова гнева рассосалась. Рози подняла кисть руки и опустила сверху другую, в горизонтальном положении: сигнал тайм-аута. И Хадсон тут же побежал в свою комнату.
— Бог ты мой, — произнесла Рози. — И это ведь только День Первый.
— Если думаешь, что у вас с Хадсоном был скверный денек, послушай, что я тебе расскажу про свой, — сказала Рози, когда мы наконец уселись за свежеприготовленные макароны с заново разогретым соусом.
Она успела пообщаться с Хадсоном и доложила, что он уже не так злится, однако по-прежнему расстроен. Я предложил вначале заслушать и обсудить отчет о ее прошедшем рабочем дне, так как эти сведения могли иметь отношение к ситуации с Хадсоном.
— По-видимому, Иуда отказался выполнять свое обещание, а значит, ты будешь иметь возможность заниматься послешкольным попечением…
— Нет, ты погоди, сейчас я тебе все расскажу. В сущности, Иуда сказал — уже слишком поздно. Заявку на грант надо подавать в пятницу. Не хватит времени, чтобы внести в нее поправки — во всяком случае, так он объявил. Я ответила, что это чушь собачья. Какие там поправки? Просто написать, что такие-то функции будут выполнять другие люди. Но он ни за что не хотел уступать. Мол, я могу жаловаться сколько влезет, но начальник — он. И ему виднее, достаточно у нас времени или нет.
— Совершенно неразумно. Похоже, управленческая работа способствует иррациональности мышления — даже среди ученых.